Марион Фай

Оглавление

В этом настроении он решил немедленно возвратиться в Гендон-Голл. Нечего было надеяться еще поохотиться с мистером Амбльтвайтом; да ему и необходимо было как можно скорей повидаться с Роденом.

В этот вечер лэди Амальдина завладела им, и просила у него советов относительно ее будущих обязанностей в качестве замужней женщины. Лэди Амальдина была большая охотница поговорить по секрету о предстоявшей ей жизни, а ей еще не представлялось случая вызвать выражение сочувствия со стороны двоюродного брата. Гэмпстед, в сущности, и не находился с нею в этом родстве, но они называли друг друга кузеном и кузиной, — да и другие их так величали. Никто из членов семейства Готвиль не питал той ненависти к радикализму наследника маркиза Кинсбёри, какую питала маркиза — его мачеха. Лэди Амальдина радовалась, что лорд Гэмпстед зовет ее просто «Ами», и очень желала посоветоваться с ним относительно лорда Льюддьютля.

— Вам, конечно, все известно о моем браке, Гэмпстед? — сказала она.

— Ничего мне неизвестно, — возразил Гэмпстед.

— О, Гэмпстед, как зло!

— Никому об этом ничего не известно, так как событие это еще в будущем.

— Вполне достойно радикала, быть таким точным и логичным. Ну так о моей помолвке?

— Да; об ней я очень много слышал. Мы об этом толкуем — как прикажете сказать, сколько времени?

— Не придирайтесь. Понятно, что такой человек, как Льюддьютль, не может обвенчаться наскоро, точно первый встречный.

— Какое несчастие для него!

— Почему несчастие?

— Я бы счел это несчастием, если б собирался жениться на вас.

— Это — самая большая любезность, какую я когда-либо от вас слышала. Как бы то ни было, ему приходится с этим мириться, так же как и мне. Это несносно, так как люди ни о чем другом говорить не хотят. Что вы думаете о Льюддьютле как об общественном деятеле?

— Я совсем на этой мысли не останавливался. Я ничего думать не могу. Сам я до такой степени частный человек, что не имею никакого понятия об общественных деятелях. Надеюсь, что он отлично может спать.

— Спать?

— Без этого, должно быть, страшная скука просиживать столько часов под ряд в палате общин. Но он давно практикуется и вероятно привык.

— Но разве дурно человеку, в его положении, любит свою родину?

— Каждый человек должен любить свою родину; но еще сильней, если возможно, должен любить весь мир.

Леди Амальдина уставилась на него, совсем не понимая, что он хочет сказать.

— Вы такой смешной, — сказала она. — Вы, мне кажется, никогда не думаете о положении, которое призваны занять.

— Нет, думаю. Я человек, и очень много об этом размышляю.

— Но вам придется быть маркизом Кинсбёри, а Льюддьютлю — герцогом Мерионет. Он ни на минуту этого не забывает.

— Какое наказание для него и для вас.

— Отчего же для меня наказание? Разве женщина не может понимать своих обязанностей так же, как и мужчина?

— Конечно, может, если составила себе о них какое-нибудь понятие.

— Я составила, — горячо сказала лэди Амальдина. — Я постоянно о них думаю. Я прекрасно сознаю обязанности, которые выпадут на мою долю, когда я сделаюсь женою Льюддьютля.

— Быть матерью его детей?

— Я совсем не то хотела сказать, Гэмпстед. Это все в руках Всемогущего. Но сделавшись будущей герцогиней Мерионет…

— Но это также в руках Всемогущего. Не так ли?

— Нет, да. Конечно, все в руках Божиих.

— Дети, герцогский титул и все поместья.

— Никогда не встречала я такого несносного человека, — воскликнула она.

— Во всяком случае одно не меньше в руках Божиих, чем другое.

— Вы совсем меня не понимаете, — сказала она. — Понятно, если я обвенчаюсь, я буду замужем.

— А если у вас будут дети, вы будете матерью. Если они будут — на что я надеюсь — я уверен, что они будут прехорошенькие и преблаговоспитанные. Сделать их такими будет ваш долг, кроме того, вам придется заботиться о том, чтоб Льюддьютлю за обедом подавали любимые кушанья.

— Ничего подобного я делать не стану.

— Тогда он будет обедать в клубе или в палате общин. Так я себе представляю супружескую жизнь.

— И кроме этого ничего? Никакого единства душ?

— Разумеется, нет.

— Нет!

— Из-за того, что вы верите в Троицу, Льюддьютль еще не попадет в царство небесное. Если он сделается игроком и пьяницей, вы из-за этого не попадете в ад.

— Как можете вы говорить такие ужасные вещи!

— Вот это было бы единство душ. Единство интересов у вас, я надеюсь, будет и, с этой целью, смотрите, заботьтесь об его обеде.

После этого она уже не делала кузену доверительных сообщений, но потребовала от него обещания присутствовать на ее свадьбе.

Несколько дней спустя, он возвратился в Гендон-Парк, оставив сестру, еще недельки на две, в замке Готбой.

XV. Марион Фай и ее отец

— Я видела, как он вошел с добрых четверть часа тому назад, а Марион Фай вошла раньше. Я совершенно уверена, что она знала, что его ожидают, — говорила Клара Демиджон своей тетке.

— Как могла она знать это? — спросила мистрисс Дуффер, которая также находилась в гостиной мистрисс Демиджон. Клара и гостья стояли почти прижавшись лицом к оконному стеклу, в перчатках я нарядных шляпах, готовые идти в церковь.

— Я уверена, что знала, потому что разрядилась больше чем когда-либо в свое новое коричневое шелковое платье, новые перчатки и новую шляпу под цвет платья — хитрая маленькая квакерша. Я сейчас вижу, когда девушка принарядилась по какому-нибудь особенному случаю. Уж она наверно не надела бы новых, перчаток, чтоб идти в церковь с мистрисс Роден.