Ханская дочь. Любовь в неволе

Оглавление

Кирилин яростно замотал головой:

— Не в том дело. Проклятое сибирское восстание! Он внушил этому бирюку степному, полковнику Мендарчуку, что он все сделал для подавления бунта, а я, дескать, только бездельничал и пьянствовал. Иначе почему, как ты думаешь, царь принял его в Петербурге, словно своего лучшего друга?

— При следующем царе все переменится! Алексей Петрович вас не забудет. Так стоит ли связываться с этой публикой? Подумайте о будущем — новая заря уже встает над горизонтом. Звезда Петра скоро закатится, а с нею вместе падут и Тарлов, и его дружок татарин.

— Однако эта свинья стоила мне изрядного количества денег! — с сожалением произнес Кирилин.

Шишкин со смехом обнял его за плечи:

— Когда Алексей Петрович станет царем, мы будем купаться в золоте. И что нам тогда эти несчастные несколько рублей?

— С этим не поспоришь. Но с Тарловым я еще посчитаюсь, и с татарчонком тоже, клянусь!

4

Впрочем, с осуществлением своих планов Кирилину пришлось повременить. На следующий день царевич внезапно выехал в Москву, несмотря на то что Петр приказал ему оставаться в Петербурге для оказания всевозможной поддержки князю Апраксину. Как сообщалось, на здоровье наследника очень дурно сказывался ледяной северо-восточный ветер — ненастье началось пару дней назад, и в городе сильно похолодало. Царевич не дал своей свите и двух часов на сборы, и все же Апраксину стало известно о намерениях Алексея, князь тут же отправил к царевичу посланника с просьбой об аудиенции. Алексей, позабыв, казалось, об отцовском наказе, сел в карету и велел кучеру трогать. Губернатору оставалось только отправиться следом. Когда Апраксин вернулся в Петербург, лицо его было бледно от ярости, но о своем разговоре с наследником он не рассказал никому.

Впрочем, с отъездом царевича в городе ничего не изменилось. Сирин, Сергей и Ваня по-прежнему жили в конюшне, по-прежнему им докучали мелкие повседневные неприятности. В ночь после отъезда царевича снег шел стеной. Открыв утром дверь, Ваня буквально застонал, денщика у Тарлова по-прежнему не было, а потому расчищать двор пришлось вахмистру. Он отыскал грубо оструганную деревянную лопату, какой в обычное время выгребали навоз из лошадиных стойл, и бросился на борьбу со снегом, будто перед ним был настоящий враг. Через некоторое время он заглянул в конюшню — в бороде у него намерзли сосульки, так что вид был несколько потешный:

— Сынок, разведи-ка пока огонь, я там вчера добыл пару яичек, в такую погоду, думается, это будет весьма кстати.

Сирин разгребла пепел в самодельном очаге и начала раздувать угли, подкинув соломы и мелких щепочек. Она продолжала терпеливо дуть, пока дерево не занялось. Дождавшись, пока огонь разгорится как следует и подкинув поленья посуше, она установила над костром треножник и водрузила на него тяжелую сковороду.

Сергей с удивлением наблюдал за тем, с какой ловкостью Бахадур управляется с кухонной утварью.

— Помочь тебе?

— Лучше помоги Ване расчищать двор, а тут я и сам справлюсь. — Она сказала это с улыбкой, чтобы слова не показались слишком грубыми.

Капитан выглянул в окно: Ваня с кислой миной продолжал убирать снег. Он уже почти закончил, и Сергей рассудил, что помощь здесь вряд ли потребуется, к тому же выходить лишний раз на холод у него желания не было, а потому он направился проведать лошадей. Чтобы не бродить без дела, Сергей покормил животных — овес и солому им выдавали как гарнизонное довольствие. Как раз когда он закончил, вернулся и Ваня, шумно сопя и бурча себе в усы, он топал, сбивая снег с сапог, и отряхивался так, что брызги летели во все стороны.

Раздевшись, вахмистр потянул носом и крякнул от удовольствия, почувствовав запах жарящейся яичницы.

— Вот это мне нравится! — с одобрением сказал он и достал три деревянные миски и два стакана.

— Вы ведь ничего не имеете против глоточка водочки в такой собачий мороз, Сергей Васильевич?

Сергей, смеясь, кивнул:

— Только за!

Когда он достал бутылку, Сирин тоже подошла к столу, на ее лице отражалось беспокойство.

— Сегодня так холодно. Я не привык к таким морозам, да и платье у меня чересчур тонкое.

— Не беспокойся, сынок, скоро готов будет твой мундир, и не один, — попытался успокоить его Ваня.

— Вряд ли это спасет, когда придет настоящая зима, — засомневался Сергей. — Бахадуру нужна хорошая шуба, и нам тоже, а то поизносились мы, старина. Сегодня же отправлюсь к интенданту и справлюсь насчет обмундирования, в конце концов, это не первая зима с начала времен.

— Может быть, вы и нового денщика поищете, Сергей Васильевич? А то сами видите, сколько работы — не успеваем! — Ванино чистосердечие и наивный взгляд рассмешили Сергея:

— Ты имеешь в виду кого-то, кто будет вместо тебя разгребать снег? Хорошо, я подумаю, что можно сделать.

Ваня с облегчением выдохнул и проглотил еще стакан водки.

Сирин, которая со времени попойки у Раскина относилась к водке с еще большим отвращением, обеспокоенно посмотрела на него:

— А тебе не кажется, что ты пьешь чересчур много?

Ваня посмотрел на нее с таким оскорбленным видом, словно она усомнилась в его мужественности:

— Сынок, это только третий стакан с утра! Чтоб ты знал — мой приятель Гриша Лаврич раньше пятого вообще из-за стола не подымается! Водка — это самый правильный русский завтрак, вот что я тебе скажу.

— Поэтому ты налил себе уже четвертый стакан. Ешь лучше яичницу — это куда лучше, чем проклятое питье.