Ипоходрик

Оглавление

Соломонида Платоновна. Еще бы! И выбрей его, Сережка, как можно чище: чтобы ничего под подбородком этой дряни не было.

Дурнопечин. Нет уж, тетушка, позвольте: я сам бреюсь, а другим боюсь даваться.

Соломонида Платоновна. Как тебе не бояться всего, батюшка, бойся… Брей его, нечего слушать!

Сергей начинает брить.

Дурнопечин. Сделай милость, Сережа, брат, поосторожнее. Нет, уж под горлом, пожалуйста, не брей; оставь, бога ради!

Сергей. Ничего, сударь, не в первый раз; слава богу, господ бривали.

Соломонида Платоновна. Ведь гадко видеть тебя, Николай Михайлыч, право! Ты и на мужчину совсем не похож, а точно мокрая курица.

Дурнопечин (выбритый). Ну, слава богу, благополучно. Поневоле, тетушка, будешь мокрой курицей, как все неприятность на неприятности.

Соломонида Платоновна (с усмешкою). Какие же, батюшка, с вами особые несчастия случались?

Дурнопечин. Да хоть бы болезнь, тетушка, постоянная, неизлечимая болезнь.

Соломонида Платоновна. Ах, какой бедный! Не умирать ли уж сбираешься? Перестань, сударь! Отвратительно слушать: что такое у тебя болит?

Дурнопечин. Да что, тетушка, конечно, по пословице: сытый голодного не разумеет… а у меня все болит, но и, кроме того, вон процесс теперь затевается.

Соломонида Платоновна. Как же, страшный ведь процесс! Совсем разоришься! Ах ты, смешной, смешной человек! Никита! Эй, болван, Никитка!

Никита входит проворно.

Что ты, глух, что ли?

Никита. Я умывался.

Соломонида Платоновна. Скажите пожалуйста, двенадцатый час, а он умывается. Да что ты, барин, что ли, какой? Пошел сейчас, узнай, где живет Прохор Дурнопечин, и зови его сюда, а обо мне не говори!.. Слышишь?.. Пошел! Что еще почесываешься, невежа этакая!

Никита уходит.

Дурнопечин. Да, тетушка, как бы больше его не рассердить этим.

Соломонида Платоновна (перебивая его). Сделай милость, молчи, если уж таким дрянным родился: без тебя дело сделается. Сережка!

Сергей входит.

Пошли сейчас кучера, чтобы привез мой погребчик и всю закуску… (К Дурнопечину.) У тебя, я думаю, и есть-то нечего.

Дурнопечин. Нет-с, тетушка, у меня должно быть приготовлено.

Соломонида Платоновна. Хорошо, я думаю, с твоим порядком приготовлено. Какую ты водку пьешь?

Дурнопечин. Ай, тетушка, какая водка; я ничего не пью: кофей даже запрещен.

Соломонида Платоновна (передразнивая его). Ничего не пью! Кофе даже ему запрещен! Для слабого человека пить необходимо: ты себя не узнаешь, как подкрепишься.

Явление II

Те же и Настасья Кириловна с Ваничкой.

Настасья Кириловна (подходя к руке Соломониды Платоновны). Вот, бабушка, и я пришла… Ваничка, представься бабушке.

Ваничка подходит к руке Соломониды Платоновны.

Соломонида Платоновна. Здравствуй. Видишь, как вытянуло. Поумнел ли хоть немного, а растешь, глядя на осину.

Ваничка. Я уж, бабенька, давно такой; не все маленьким быть.

Настасья Кириловна. Молодое, бабушка, растет… (К Дурнопечину.) Как здоровье-то ваше, дядюшка, теперь?

Дурнопечин. Ничего… здоров… садитесь.

Настасья Кириловна и Ваничка садятся.

Соломонида Платоновна (относясь к Настасье Кириловне). Ты это зачем сюда прибыла? Дома, видно, не сидится?

Настасья Кириловна. Ай нет, бабушка, как это возможно-с; дела здесь имею.

Соломонида Платоновна. Большие, я думаю, твои дела. Лучше бы хозяйством правила, бездомовщина этакая.

Настасья Кириловна. Я, бабушка, правлю, ей-богу, правлю. Да и кому у меня, – сами вы знаете: дети малые, – везде все сама.

Соломонида Платоновна. Полно, голубушка моя, казанской нищей прикидываться, знаю я тебя, пустоголовая! Всего четыре лошаденки в усадьбе, и тех измучила, таскаясь по гостям; красавица какая, везде ей нужно показывать себя.

Настасья Кириловна. Какая уж, бабушка, красота! Не красота, а бедность… Наговоров вам на меня много, мне вы не изволите верить, так и погибаю.

Соломонида Платоновна. Нет, милая моя, тебе этого еще мало, ей-богу, мало! Как бы воля была, так бы я тебя выпорола. Алексей Яковлевич со слезами приезжал ко мне. Вон пострелят-то своих, на что похоже, перебаловала: куда они теперь годны? Ты у меня молчи лучше – знаю я, соколена, все твои штуки!.. Где это видано, у мужа с людишками хлеб воровать да утаивать: голодна, что ли, ты?

Настасья Кириловна (плача). Весь век от вас, бабушка, обижена была, видно, и перед дяденькой меня хотите оконфузить! Не знаю, что вам сделала; у вас, кажется, ничего не прошу, своим живу.

Соломонида Платоновна. Ах, боже мой, как расчувствовалась, так вот мы все и расплачемся с тобой. Зачем сюда приехала, для какой надобности?

Ваничка. Да что, бабенька, вы все на маменьку нападаете! Она со мной приехала, да-с! – Мне нужно.

Соломонида Платоновна. Дурак этакой! Ему нужно! Драть бы тебя нужно!

Ваничка. Да что вы все ругаетесь! Мы вам не подчиненные! Что вы, в самом деле, куражитесь!

Соломонида Платоновна (вспыхнув). Ах ты, пащенок этакой, а! Скажите пожалуйста! Встань сейчас на колени! Пошел в угол и встань! Пикнуть у меня не смей, дурья порода!

Ваничка. Больно ловки, так вот сейчас и послушаюсь!.. Я не к вам пришел, а к дяденьке.

Соломонида Платоновна (выходя из себя). Молчать, постреленок!.. Говорят тебе, – на колени!

Ваничка (осердясь). Как бы вот не так: что я вам, дурак, что ли, дался? Что вы ко мне пристаете?.. Маменька у нас, уж известно… ее всякий приколотит, а меня – тибо! Дудки мной-то командовать!