Ипоходрик

Оглавление

Настасья Кириловна (почти в отчаянии). Ваничка, перестань! Что это ты, безмозглый, говоришь.

Соломонида Платоновна (в окончательном азарте). Вон, дурачье!.. Чтоб духу вашего не было здесь! Николай Михайлыч, вели их прогнать!

Дурнопечин. Настасья Кириловна! уведи в самом деле своего дурака; он, верно, пьян.

Ваничка. Сами вы, видно, с бабушкой-то пьяны.

Соломонида Платоновна (вскакивая и давая Ваничке пощечину). Вот тебе, бабушка, – раз!

Ваничка попячивается. Соломонида Платоновна бьет его по другой щеке.

Вот тебе, бабушка, – два!

Настасья Кириловна (хватая сына за руки). Царь небесный!.. Ваничка, что мы с тобой наделали!

Ваничка (вырываясь у ней из рук). Да что, маменька, иное дело: я сам сдачи дам!..

Настасья Кириловна. Уходи, разбойник этакой, прокляну тебя, варвара! (Почти насильно выталкивает Ваничку со сцены и сама с ним скрывается.)

Явление III

Дурнопечин и Соломонида Платоновна.

Дурнопечин (вставая с беспокойством). Господи боже мой! Как это неприятно… Ну, что это такое: дерутся, шумят?..

Соломонида Платоновна (дуя себе на руку). Всю руку разбила… Рожа-то какая сухая! Уходили вы меня, Николай Михайлыч, с вашей роденькой, благодарю покорно!.. Так расстроилась, что возможности нет!.. (Тяжело дышит.)

Явление IV

Те же и Никита.

Никита. Пришел барин-то.

Дурнопечин (про себя). Ну, опять сцена, опять объяснения; измучат они меня сегодня, – ничему не рад.

Никита. Барин-то пришел-с.

Дурнопечин (Соломониде Платоновне). Тетушка, Прохор Прохорыч пришел.

Соломонида Платоновна. Слышу я… (Никите.) Зови его!

Никита уходит.

(Продолжая себе дуть на руку.) Устала я сегодня очень; а то бы я и с этим молодцом так же справилась: я уж его учивала порядкам…

Явление V

Те же и Прохор Прохорыч.

Прохор Прохорыч (Дурнопечину). Вам, братец, угодно было меня пригласить… (Увидя Соломониду Платоновну, несколько конфузится и кланяется ей низко.) Тетушке Соломониде Платоновне честь имею свидетельствовать мое глубокое почтение и поздравить с приездом.

Соломонида Платоновна. Благодарю вас покорно, и вас с тем же, мой милый, поздравляю.

Прохор Прохорыч (к Дурнопечину). Я, кажется, братец, явился несколько несвоевременно. Вероятно, вы, после такой долгой разлуки, желаете с тетушкой воспользоваться родственным свиданием, а потому позвольте мне удалиться; тем более что я и свои имею очень экстренные дела.

Соломонида Платоновна. Нет уж, вы свои-то дела отложите на этот раз в сторону и побеседуйте с нами. Я хочу с вами потолковать, знаете, как обыкновенно я с вами толкую.

Прохор Прохорыч. Как вам угодно-с; но, впрочем, если только я справедливо понимаю, то, кажется, незачем и не для чего… Наши свидания не могут быть приятны ни для вас, ни для меня. Нас бог будет судить, тетушка, с вами, – конечно, я все забыл, все простил, сколько ни был вами обижен.

Соломонида Платоновна. Да-с, вы прекрасный человек, вы бесподобный человек! Только какой это вы с Николенькой процесс думаете затевать? У вас их и без того очень много. Впору и по чужим плутовать; зачем уж заводить свои…

Прохор Прохорыч. Я не понимаю, к чему вы изволите все это говорить.

Соломонида Платоновна. Я говорю к тому: за что вы Красницу-то с него просите? За что вы с него пятнадцать-то тысяч требуете? Вот я к чему говорю.

Прохор Прохорыч. По духовной бабки Ольги.

Соломонида Платоновна. Что же это: там так и написано?

Прохор Прохорыч. Нет, не написано, а так следует.

Соломонида Платоновна. А, это следует! А мне не следует получить с вас тридцать тысяч серебром, которые отец твой у меня и у матери моей перехватил на свое мотовство; мне этого не следует с вас получить?

Прохор Прохорыч. Если уж вам, тетушка, угодно вызвать меня на откровенный разговор, то я должен прямо вам, при Николае Михайлыче, объяснить, что на вашу часть я и не имею видов-с. Я не зверь бесчувственный и очень хорошо помню благодеяния, оказанные вами нашему семейству; но я говорю только про часть братца.

Дурнопечин. Как вы это только про меня говорите? Что ж вы запираетесь? Вы говорили и про тетушкину часть: вы прямо сказали, что от нее вся и каша заварилась.

Прохор Прохорыч. Никак нет-с, я никогда этого не говорил!.. Тетушка благодетельствовала нашему семейству да и моих птенцов, может быть, не забудет: я не мог этого говорить.

Дурнопечин. Не стыдно ли вам так отказываться от ваших слов? Вы еще сказали, что дай бог тетушке вечную память, – вот что вы говорили!

Прохор Прохорыч. Никогда ничего и в помыслах этого не было.

Соломонида Платоновна (качая головой). Ах ты, лукавый человек! Ах ты, чернильная пиявица! Как тебя не повесят до сих пор, вот ты что мне скажи, а давно бы пора, ей-богу, пора!.. (Стукает по столу пальцем.) Слушай ты, приказная строка: если ты только осмелишься приходить беспокоить его с твоими подлыми процессами, он человек слабый и больной, он мой наследник, – слышишь ли? – я завтра же подам вексель ко взысканию и уморю тебя со всем твоим потрохом в тюрьме; на свой счет буду содержать, а не выпущу.

Прохор Прохорыч (грустно). Обидеть маленьких людей, тетушка, легко; но надобно вспомнить и последний конец: несправедливость вопиет на небо.

Соломонида Платоновна. Особенно за тебя, голубчик мой, за тебя особенно, я думаю, дадим мы ответ богу. Давай-ка посчитаемся: твой распутный родитель захватил тридцать тысяч. Сестрица твоя выханжила еще при жизни у тетки пятьдесят душ, и наконец я тебе, самому, неблагодарному, подарила на свадьбу десять тысяч серебром. Ну-ко, сложи! – Сложенье-то, полагаю, знаешь: тридцать да десять сорок, да за души хоть по сту – пять… Миленькой! Сорок пять серебром, а мы с ним всего получили двести душ! Что, чем пахнет? Как у тебя, бесстыдника, язык повертывается говорить! Хорошо, что я на тебя пугало-то имею… вексель-то сохранила, а то бы совсем обобрал… Что корчишься, не нравится?