Мелкий бес

• Предыдущая
• 233/347
• Следующая

На шум прибежала Клавдия.

— Батюшки, зарезали! — завопила она.

Варвара очнулась, и с визгом выбежала из столовой, вместе с Клавдией.

Весть о событии быстро разнеслась. Соседи собирались на улице, на дворе. Кто посмелее, прошли в дом. В столовую долго не решались войти.

Заглядывали, шептались. Передонов безумными глазами смотрел на труп, слушал шепоты за дверью… Тупая тоска томила его. Мыслей не было.

Наконец осмелились, вошли, — Передонов сидел понуро, и бормотал что-то несвязное и бессмысленное.

ПРИЛОЖЕНИЯ

М. М. Павлова. Творческая история романа «Мелкий бес»

«Вот они-то и есть наши истинные знакомые и друзья, все эти люди, вышедшие из творческой фантазии. Они только и живут на земле, а вовсе не мы. Они-то и есть настоящие, подлинные люди, истинное, не умирающее население нашей планеты, прирожденные властелины наших дум, могущественные строители наших душ, хозяева нашей земли».

Ф. Сологуб. «Искусство наших дней»

I. Предыстория

Житие и Бытие

Бытия моего не хочу,

Жития моего не прерву…

Ф. Сологуб

1

«А ведь большому писателю всегда приходится протащить своих героев через себя. И Шекспир протащил через себя Лира, и я, конечно, протащил через себя Передонова», — заметил Сологуб в 1926 году в разговоре с Е. Я. Данько. Подлинное значение этого признания открывается при осмыслении жизненного и творческого пути автора «Мелкого беса».

Федор Сологуб (настоящее имя — Федор Кузьмич Тетерников; 1863–1927) родился в Петербурге в семье портного. Отец писателя — Кузьма (Косьма) Афанасьевич Тетерников (так он исправил свою исконную фамилию — Тютюнников) происходил из крепостных и был внебрачным сыном помещика Полтавской или Черниговской губернии Иваницкого. Он умер от туберкулеза, когда сыну Федору исполнилось четыре года, а дочери Ольге — два. Смерть отца потрясла ребенка, заронив в его душе обиду и сомнение в целесообразности всего миропорядка.

Мать писателя, Татьяна Семеновна (1832(?)—1894), крестьянка Санкт-Петербургской губернии, после смерти мужа взяла место прислуги в доме Агаповых, в котором прошли детство и юность Феди Тетерникова. В семье царили беспросветная нужда и диктат воли матери. Татьяна Семеновна «при всей своей любви и самоотверженности по отношению к детям была строга и взыскательна до жестокости, наказывала за каждую оплошность, за каждое прегрешение, вольное и невольное: ставила в угол на голые колени, прибегала к розгам — за грубость, за шалости, за опоздание в исполнении поручений, за испачканную одежду…».

Атмосфера насилия и унижения, в которой воспитывался Сологуб, серьезно повлияла на его психику. Суровым обращением мать стремилась привить сыну христианские добродетели — покорность и смирение, приготовить его к тяготам жизни простолюдина. Постепенно он пришел к мысли, что наказание необходимо для него, что частые незаслуженные страдания укрепляют его волю к добру и характер; он стал стремиться к боли и унижению, провоцировать мать наказывать его, что в конечном результате привело к развитию у него садо-мазохического комплекса, впоследствии сказавшегося в творчестве. Образ «дебелой бабищи жизни», требующей все новых и новых детских жертв, стал определяющим в его прозе; неизменно повторяющийся в его произведениях мотив сечения или угрозы наказания розгами (равно как и сама фигура «стегальных дел мастера» — Передонова) был вызван к жизни глубоко личными переживаниями.

Жестокость, по-видимому, была нормой в семейном укладе Тетерниковых. О ближайших родственниках Татьяны Семеновны известно немного, но достаточно, чтобы составить представление о нравах людей, окружавших Сологуба в ранние годы. В декабре 1891 года Ольга Кузьминична рассказывала брату: «…у меня был в гостях Дмитрий, муж тетки; кланяется тебе и маменьке от себя и от своего семейства. Рассказывал мне про своих сыновей, у них у всех жены очень худые. Василий с женою даже хлопотали развод, и теперь жена его живет у своих родных, у Ивана жена водку пьет и еще что-то за ней есть, уж я не поняла; жена Гаврилы уговорила его отделиться и перейти к своему отцу, и перешли, у всех у них есть дети, а Николай только у отца живет и то теперь в Петербурге на Сенной торгует у кого-то, и все они пьют водку; в тот день, когда у меня был Дмитрий, так он пришел прямо из Окружного суда; судили Ивана и Николая и еще там кого-то, я их не знаю, за драку: пьяные передрались в трактире и буфетчику пробили голову, их за это приговорили на три дня сидеть где-то; и Николая хотят женить, да он очень разборчив, все ему невесты не нравятся; Гаврила живет в Петербурге, он резчик, зарабатывает 60 руб (лей) в месяц, да все пропивает, жена его тут на месте горничных, кажется, а дочка у ее отца; тетка здорова; летом приглашают приехать к ним в гости…».

Картины повседневной жизни, свидетелем которых в детстве и юности нередко доводилось бывать Сологубу, оставили в его душе неизгладимые впечатления и дали ему подлинное знание среды, из которой он вышел. Появление на страницах его рассказов и романов мастеровых всех мастей, кухарок, горничных и прочего городского люда было связано не только с освоением традиции — желанием в полемической форме продолжить тему «маленького человека» классических текстов Пушкина, Гоголя и Достоевского, но и, не в меньшей степени, стремлением изжить никогда не забываемое собственное прошлое.

• Предыдущая
• 233/347
• Следующая