ОБ ИСКУССТВЕ. ТОМ 1 (Искусство на Западе)

Оглавление

Есть и другие тенденции у пейзажистов: они красиво выражены, например, в работах Карио. Подмечая энергичные контрасты в действительности, он искусственно преувеличивает их: так, на одном полотне снеговые горы горят у него желто–розовыми тихими огнями, они почти нематериальны, сияют и тают в небе, меж тем как в долине расстилается великолепная ультрамариновая ночь. На другой картине прозрачная, холодно–синяя вода отразила пурпур зари, и, с блеском почти пиротехническим, обе краски причудливо играют друг с другом.

Не могу не упомянуть также великолепной по благоуханной торжественности, по силе весенней жизни «Цветущей яблони» фламандки Веертс.

Швейцарец Цшупе выставил две картины цветущей природы: «Ночь в цветах» и «Клумбы». Та и другая опять–таки великолепны по роскоши, по пышному празднеству вряд ли где существующих в таком пьяном изобилии цветов. Все это хороший знак, все это поворот от болезненного Stimmung, от мнимой, в сущности, красоты тоски, увядания — словом, от декаданса— к настоящей здоровой красоте.

У меня нет, конечно, возможности перечислить здесь все интересное.

Итальянский плакатист Брунеллески выставил одно из лучших своих панно с обычной для него странной и волнующей драмой между Пьеро, Арлекином и Коломбиной. Очень интересны и разнообразны картины Герве. От вещи к вещи его положительно узнать нельзя. На одном полюсе стоит его «экспрессионистский» этюд: хорошенькая беленькая Ева дразнит языком придурковатого Адама, скосившего на нее глаза и пребывающего в комической борьбе между запретом и соблазном; на другом полюсе — удивительно нежные розовые зори и прекрасные стальные утренние воды.

Одна из лучших картин всего Салона — это «Пахарь» Андуза. Раннее утро, почти ночь еще. На холм, одетый синей мглой, с усилием взбирается вол, влекущий плуг. Белеет рубаха пахаря на согнутой спине. Между тем первый рассвет зари приходится желто–розовым лучистым пятном как раз за темно–синим силуэтом быка, и кажется, что это символ труда сияет ласковым утренним светом среди ночной тьмы. Картине вредит, быть может, некоторое несоответствие ее сравнительно большой величины и немножко слишком красивой, слишком бархатной, слишком нежной манеры письма.

Останавливает на себе внимание и радует «Вакханалия» шведа Киже. Это — группа лиц, исполненных удивительно живой, здоровой и какой–то симпатично осмысленной радости. Молодые, пожилые и дети, все забронзированные ветром и солнцем, легко одетые, чувствующие свое единство с природой, веселые своим здоровьем, какой–нибудь преодоленной трудностью, приятной перспективой напряженной жизни всех фибр животного существа. Но в то же время у всех такие тонкие черты, такие умные глаза, что невольно думаешь о «музыке» в полном смысле — о синтезе труда, спорта, умственного развития, о культуре тела и духа.

Хочется отметить еще очень сильные желтые этюды Леньо, взятые при ламповом освещении. Они бросаются в глаза своей энергичной правдивостью.

Чех Сваста выставил несколько очень интересных вещей, картин и рисунков. Превосходно сделана картина «Выборы». Серый забор весь разукрашен разноцветными афишами борющихся партий. Сколько тут излито горячности и злобы! Меж тем, прислонясь спиной к прокламациям, стоит обдерганное и заплатанное дитя из народа, все тело которого, от лица до грязных босых ног, подернуто судорогой самой сладкой зевоты.

Любопытна маленькая картинка того же Свасты «Встреча». Дремучий бор. Талый снег. Кроваво–красная фигура исполинского кентавра выступает из–за темных колонн деревьев. Он пьян, его передние, ноги подгибаются; чтобы не упасть, он обнял своими красными ручищами стройный ствол. На лице его широкая улыбка удивления, не лишенного удовольствия: по щиколотку в снегу стоит маленькая голая женщина, озябшая, посиневшая, сжавшаяся в комок, с распущенными волосами: с мольбой и ужасом подняла она глаза на веселое чудовище.

Из хороших русских отмечу Абрамовича из Риги, давшего ряд очень оригинальных и по–своему поэтичных в своем стилизованном и фантастичном реализме этюдов к сказкам. Немножко в стиле архаицнстов (Леенпольса, например) написаны очень интересные групповые портреты Гирценберга из Лодзи. Вообще же русские на этот раз отличились большим штукарством.

Среди скульптур, где почетное место по своему претенциозному безобразию занимают юродства нашего соотечественника Архипенко, обращает на себя внимание колоссальная голова, изображающая неизвестное мне лицо и созданная неизвестным мне мастером. Дело в том, что скульптуры не нашли себе места в каталоге,, а подписи художника на самом бюсте я не смог прочесть, как ни старался. Между тем это вдвойне интересное произведение: огромная голова дышит жизнью, выражение одутловатого бритого лица преисполнено несколько чванного самодовольства, глаза «себе на уме», лоб и губы свидетельствуют о большом упрямстве. Это несомненно чудак с оригинальными и, может быть, очень неглупыми теориями, надутый, однако, чрезвычайным самомнением. Трудно смотреть на него без улыбки — так превосходно отразилась на этом большом лице как будто даже знакомая вам душа.

На бюсте надпись: «Осмелимся быть смешными, лишь бы оставаться искренними».

О неизвестный мастер! Ведь вот вы были искренни и не боялись казаться смешным, но кто же станет смеяться над вашей превосходной работой? И действительно ли изречение, которому вы придаете, по–видимому, значение лозунга ваших друзей «независимых», является настоящим выражением их манеры работать? Если бы это было так! Улыбки очень скоро умерли бы на губах зрителей, искренность заставила бы себя уважать. Но нет. Для характерного в настоящем Салоне большинства «новаторов» более выразительна другая заповедь: «Осмелимся быть смешными, уродливыми, лишь бы быть epatants!» Соседство людей этого лозунга, как я уже говорил, мучительно портит то хорошее впечатление, которое производит действительно серьезно работающее меньшинство. Думается впрочем, что при нынешней победе принципов свободы над рутиной работы этого меньшинства были бы с удовольствием приняты в любой салон: там они выделились бы на фоне заурядного, но талантливого, а не на фоне убогого и претенциозного. Я думаю, что они выиграли бы от этого.