Охота на лошадей

Оглавление

Когда я в первый раз почувствовал неодолимое побуждение спуститься со скалы и уйти в пустыню, то выкурил вторую сигарету и заставил себя смотреть на ферму и думать о Матте Клайве и лошадях. На время подействовало. Но выжженная земля влекла меня к себе, как магнит.

Мне всего лишь надо идти по пустыне, билась в голове неотвязная мысль, шагать и шагать до тех пор, пока не свалюсь без сил. Потом где-нибудь сесть, приставить дуло пистолета к виску и просто шевельнуть пальцем. Так по-детски легко, так ужасающе соблазнительно.

«Уолт!» – в отчаянии подумал я. Этого нельзя сделать из-за Уолта и неоконченной волынки с лошадьми, которую мы взвалили на себя. Лошади находились внизу, в сарае, а Уолт и Сэм Хенгельмен – в пути. Невозможно их бросить. Я ударил кулаком по скале и опять заставил себя думать о ферме и о работе предстоящей ночью. И шаг за шагом прокручивая в голове все, что уже произошло, я принудил себя сосредоточиться на Йоле и Оффене, на Юнис и Дэйве Теллере, на Кибле и Линни. Я ухватился за мысль о том, что я для них что-то значу, и старался использовать ее, как клинья, удерживающие альпиниста на скале. Я убеждал себя, как мне важно, чтобы то, что я делаю, имело значение хоть для кого-то. Потом я стал думать: а неужели кому-то действительно важно то, что я делаю?

Из руки, которой я бил по скале, сочилась кровь. А я даже не чувствовал боли. Бесстрастно глядел на содранную кожу и проклинал себя. Безысходное отчаяние охватило меня, даже закружилась голова. Я скатился в темное преддверие ада, без помощи, без надежды, без выхода. Потом медленно падал в бесконечную пропасть одиночества и отчаяния. Заблудившийся и брошенный.

Падение вскоре прекратилось, но черная пустота осталась.

Я открыл глаза и посмотрел на ферму, почти не видя ее. Меня трясло, и я понимал, что дошел до ручки. Дальше катиться некуда.

Матт вышел из дома, пересек двор, заглянул в сарай и снова вернулся в дом. Я наблюдал за ним отсутствующим взглядом. Лошади в сарае, ну и что же? Разве они имеют какое-нибудь значение? Что вообще имеет значение? Кто поставит хоть ломаный пенни на родословную лошади? Лошадь останется точно такой же и через сто лет.

Дэйв Теллер хранит чистоту родословной скаковых лошадей.

Пусть.

Он хранит чистоту проклятой родословной ради десяти тысяч долларов за каждое покрытие кобылы.

И тут меня осенила кристально прозрачная, будто дистиллированная вода, мысль. Ведь я могу сделать то, чего хотим мы оба. Всего лишь и надо отложить прогулку в пустыню на следующую ночь. Я погружу лошадей в фургон Хенгельмена, но вместо того, чтобы ехать с ним в Кингмен, пойду пешком в пустыню, и ближе к рассвету, когда все кажется серым и бледным... один маленький шаг... И тогда...

Тогда.

Приняв твердое решение, которое в тот момент показалось мне чрезвычайно разумным, я почувствовал, как покой обволакивает меня. Никакой душевной борьбы, никаких волнений. Тело расслабилось, сознание спокойное, самочувствие отличное. Даже странно, что такое простое и очевидное решение не пришло ко мне раньше. На смену бессоннице и мучительной духоте пришло холодное просветление.

Блаженное состояние продолжалось до тех пор, пока я не вспомнил, что однажды уже был проучен за него и тогда дал себе слово не доводить больше до такого маразма.

Потом мало-помалу мне в душу закралось мучительное подозрение, что я просто отступил, а вернее, спятил и заслуживаю жалостливого презрения.

Я сидел, сжав голову руками и со страхом ожидая, что фальшивый покой расколется и вот-вот исчезнет, а вместо него вернется головокружение.

Оно не вернулось. Осталась только страшная усталость. То, что я раньше называл усталостью, было всего лишь булавочной головкой по сравнению с материком нынешней. Отвратительная душевная борьба началась опять, но по крайней мере одну кровавую битву я пережил. Коснулся дна и снова всплыл. Теперь я чувствовал, что мог бы выбраться и еще раз, если бы пришлось.

Предстоял еще долгий путь. Но пока я выиграл время, которое мне так необходимо.

Глава 17

Судорогой мне свело ноги. Матт вышел из дома, и я очнулся от того, что тень передвинулась, а я оставался на месте. Когда он вошел в сарай, я отполз на два ярда. Все мышцы одеревенели.

В тени не было прохладнее, зато было безопаснее. В тени меня не видно. Я сидел и ждал, не чувствуя ног, пока Матт выйдет из сарая. Нужно встать и немножко размяться. Но если Матт заметит, что кто-то движется так близко от фермы, весь наш план рухнет.

Он набрал воды для лошадей, телят и кур. Я взглянул на часы и ошеломленно увидел, что стрелки показывают шесть. Не может быть!.. Но было в самом деле шесть часов. Четыре часа назад я смотрел на часы последний раз. Четыре часа я продрожал в раскаленном, как духовка, воздухе.

Матт прикатил пустую тачку для навоза, въехал с ней в сарай и вывез полную. С двух часов дня я боролся сам с собой за выживание и теперь не мог с уверенностью сказать, что на ферме ничего не изменилось. Конечно, в некотором смысле все выглядело так, как было: Матту никто не помогал, и он не принимал визитеров. И когда он поедет в Лас-Вегас, лошади останутся одни. Ради уверенности в этом я готовился проторчать весь день на скалах, но плохо справился с делом.

Матт закрыл сарай и вошел в дом. Полчаса спустя он появился в кремовой куртке и темных брюках вместо обычных джинсов и клетчатой рубашки. Открыл двери гаража, где стояла машина, включил мотор, выехал во двор, развернулся и направился по дороге, идущей через пустыню в Кингмен.

Успокоившись, я наконец встал. Судороги в ногах прошли. Кое-как добрел до машины, подарив жалким двум милям остаток сил. Как мне хотелось, чтобы предстоящая ночь уже кончилась, а не только начиналась. Сейчас у меня не хватило бы энергии лизнуть марку.