Ночь Ягуара

Оглавление

Какое-то движение привлекло ее взгляд: ящерица анолис пробежала по ветке железного дерева. Девушка подошла поближе, чтобы рассмотреть ярко-зеленого, под цвет зеленой листвы крупного самца, который на глазах Дженни трижды раздул красный кожистый зоб, демонстрируя брачное возбуждение, и стремительно исчез.

— Ох уж эти парни! — пробормотала Дженни сквозь неожиданно одолевший ее смех. Здесь, в «Садах», она нередко разговаривала вслух сама с собой, а то и с растениями или животными — привычка, которую она выработала в детстве, чтобы спастись от одиночества. Ей приходилось жить там, где с ней месяцами почти не разговаривали, если не считать указаний или нотаций.

Обойдя вокруг озера Королевских Пальм, она прошла мимо амфитеатра к зоне дождевого леса. Втайне Дженни испытывала стыд, ибо, хотя признавала важность сохранения тропических джунглей и получала средства для своего существования от организации, занимавшейся их спасением, ей лично этот тип растительности не нравился, даже в той, сжатой версии, которая была представлена в «Садах». Она находила дождевые леса сырыми, мрачными, душными. И вообще, как можно любить место, где все наползает одно на другое и свивается в удушающем переплетении беспрерывной борьбы за свет и пищу? Странным образом это напомнило ей зиму на кухне в Айове: пар, плохие запахи, взрослые, маячившие над головой, нежеланные дети на грязном полу — крикливые, недружелюбные, вечно толкавшие друг друга. Но она все равно наведывалась сюда в каждый свой приезд. Надеялась, что ее чувства изменятся, и огорчалась, когда этого не происходило.

Когда Дженни подошла к маленькой дорожке, ведущей к входу в большую оранжерею, где выращивались самые деликатные тропические растения, мимо нее пробежали три человека в рыжевато-коричневой рабочей одежде садовых смотрителей. Судя по всему, они что-то искали, окликали друг друга, периодически останавливались и всматривались в листву. Вскоре они вернулись в сопровождении охранника в синей униформе.

— Ну что, поймали? — спросил кто-то из них.

— Нет, — последовал ответ. — Должно быть, он перебрался через стену.

— Что за суматоха? — поинтересовалась Дженни.

— Какой-то тип ворует растения, — ответила одна из смотрителей, женщина с коротко подстриженными седыми волосами, в очках без оправы. — Только что его видела. Наглый такой, стоит, словно покупатель в супермаркете, и орудует ножиком. Знай себе срезает, что ему надо, и в мешок сует.

— Ага, — подхватил кто-то из ее коллег. — Обычно эти ребята лезут через забор. А что он украл, Салли?

— Да вроде не так уж много. Как правило, такие воришки выкапывают растения с корнем, но этот, не знаю уж зачем, обрезал побеги. И кору тоже.

— А он что, черный был? — подал голос охранник.

— Ну, точно не белый. Я его не больно-то хорошо разглядела, но мне показалось, что он индеец. Кожа красно-коричневая, волосы черные, прямые. Одет, словно с пляжа приперся, в плавки или шорты — короче, с голой грудью. Я, как увидела, что он режет ятобу, крикнула: «Эй, так не положено!» И парень пропал, будто сквозь землю провалился.

Охранник заговорил в свою рацию, а потом, обернувшись к садовникам, сказал:

— Ну что ж, мы, конечно, будем начеку, но боюсь, он уже вернулся в резервацию.

Он ушел, и группа разошлась. Дженни пошла обратно по дорожке в зону дождевого леса, рассматривая таблички с научными и обиходными названиями растений, пока не подошла дереву с надписью «MENAEA COURBARIL — ЯТОБА». Мелкий текст рассказывал о том, какое применение находят растению туземцы, но Дженни не стала этого читать, а подняла глаза. Смотрительница сказала, что индеец покушался на это дерево, и девушка решила, что он где-то неподалеку. Во всяком случае, здесь стоило его поискать.

Это было дерево с серой корой, высотой около сорока футов, с блестящими плотными листьями и темными коричневыми, похожими на стручки плодами. Ствол на три четверти, до густой кроны, был голым, но дерево оплетали лианы.

Дженни подняла взгляд в зеленый сумрак и тихонько позвала:

— Эй, Хуан! Как бы тебя там ни назвали! Ты там?

Ни звука, только ветерок, шепчущий среди ветвей, и отдаленный стрекот газонокосилки. Она продолжала смотреть вверх и, когда ее глаза приноровились к тени, увидела что-то коричневое: не плод, не кору и явно не тень. Сначала ей показалось, что это зверек, енот или, вот уж чушь, ленивец, но потом она разглядела лицо человека, его лицо.

— Эй, ты можешь спуститься. Они ушли. Они решили, что ты убрался из «Садов». Спускайся!

Она сделала широкий жест и снова пожалела, что такая тупая и не знает испанского. Но индеец, по-видимому, понял ее, скользнул по стволу, что твой питон, и оказался перед ней, серьезно глядя на нее. На нем не было ничего, кроме какой-то тряпицы, вроде набедренной повязки, и шнурка на шее, на котором висел маленький мешочек. Свой матерчатый чемодан он держал на плече, придерживая рукой как почтовую сумку.

— Вот здорово, а мы-то уж думали, что совсем тебя потеряли! Тебе не следовало уходить, когда ты был с Кевином. Тебя ведь и арестовать могли, понимаешь? Здесь нельзя резать растения. Дело в том, что это место только похоже на дождевой лес, но на самом деле это не лес.

Индеец отреагировал непонимающим взглядом.

— Послушай, приятель, ты, конечно, мастер прятаться, но здесь, в «Садах», вот этого, — она подошла к кусту, огляделась и, убедившись, что ее никто не видит, сорвала листок, — этого делать нельзя. Нельзя! Запрещено!

При этом девушка энергично трясла головой.