Войны мафии

Оглавление

Но кто он такой, чтобы иронизировать по этому поводу? Разве он существо более высокой расы, чем она? На худой конец, она выполняет свой долг как мать – в то время как он увиливает от своего отцовского долга. Долг – подходящее слово? Может быть, роль? Ну конечно! Роль – это костюм, поза, голос, манеры. Без этих декораций не бывает ничего. Будь он настоящим отцом Лео, сопутствующие детали были бы налицо: он жил бы вместе с сыном и имел полезную работу, вместо того чтобы жить в Бостоне и заниматься бесполезным умствованием.

Он задумчиво смотрел вниз, на Чарльз-Ривер. Двухместная байдарка скользила волнам наперерез, оба гребца – в блестящих оранжевых пластиковых накидках. Все вместе было похоже на гигантское водяное насекомое, две головы – как два безумно выпученных глаза. Этот образ взволновал его. Новая личность Банни волновала его. Молчание отца волновало его. Собственная несостоятельность в журналистике волновала и подавляла его. Пренебрежение отцовской ролью волновало и вызывало острые приступы стыда, как будто занавес поднят, а он не помнит ни строчки.

Давным-давно отец попросил его принять решение. Он не повторит свою просьбу. Такая настойчивость не в его характере. Последняя отсрочка – это эссе, которое он отослал недавно, фактически – признание своей неспособности к действию.

"Дорогой отец.

Наступила Эра Неблагоразумия. Это продемонстрировала нам экономика еще задолго до кончины Человека Благоразумного, чьим девизом было: «Твоя мышеловка Должна быть самой лучшей – мир крадется к твоим дверям».

После второй мировой войны стало ясно, что чужую мышеловку можно украсть и этим проложить миру тропу к чужой двери.

Уговаривать слабоумных покупать никчемные лучшие мышеловки – только часть задач «масс медиа». Акции и облигации, книжки и столики для коктейлей, банк или церковь – здесь выбор, решение пока еще подвержены стихии капризов, причуд, случая и массового гипноза. Неблагоразумные Люди потеряли хватку, которой обладали их предшественники, четкое разграничение причины-следствия.

Ясно уже сейчас, что в Эру Неблагоразумия объектом каприза становятся даже рыночные силы. Управляемые компьютерами, вооруженные мониторами, они чутко реагируют на любую причуду. Бдительность брокерского оборудования позволяет роботам получать прибыль.

Но так не выигрывает никто – потому что потаенное, секретное знание остается внутри машины. Можно украсть его и свалить потерю на мелкого болвана-подручного – второе эпохальное воровство Эры Неблагоразумия.

По мере приближения двадцать первого века становится все очевидней, что хотя Третий мир просто стремится к выживанию, изолгавшийся Запад предпочитает питаться следствиями без причин.

P.S. Я понимаю, что это не похоже на обещание. Но здесь сформулированы вопросы, которые мне предстоит рассмотреть, прежде чем принять решение. Я стараюсь смотреть на вещи так, как ты меня учил, но мешает образование, полученное на Западе. У нас на Востоке такая свирепая нищета, что тревоги обитателей Запада кажутся на ее фоне детским хныканьем.

Я попробовал принять твою точку зрения на преступление. Возможно, ты удивишься, но я полностью согласен с тем, что преступление – это деяние, которое правительство нашло выгодным для себя запретить.

Преступная торговля наркотиками в Америке после второй мировой войны дает здесь каждому то, что он ищет: мафия получает непристойно прибыльную замену черному рынку, правительство – извинительные основания для снижения национальной свободы и уровня жизни, и так далее.

Таким образом, Соединенные Штаты Америки движутся к преобразованию в вооруженный лагерь по законам военного времени, в идеальное государство абсолютного контроля, которое Муссолини придумал в 1922 или 1923 году и назвал корпоративным государством. Американцы создают свой собственный вид фашизма.

Итак, по-прежнему позволяем государству называть преступления, как Адам называл животных. В этом контексте – кто я такой, отец, чтобы считать себя лучше любого другого?

Мне бы помогло назначение предельного срока. Весна? В это время года на Багамах чудесно. Я хотел бы назначить там встречу на высоком уровне – встречу трех Шанов, Лао, Ника и маленького Лео. Март? Я и так проторчал тут достаточно. Пусть будет март.

С любовью".

Глава 46

Брумтвейт мгновенно очнулся от полуденной дремы и рывком перебросил свое тело на другую половину кровати, словно кто-то кинул на него скорпиона.

На острове Палаван скорпионы водилась. А его малышка, Джозефина, достаточно игрива, чтобы изобрести новую забаву. Но не скорпиона в постель!

В целом животный мир Палавана был достаточно ядовит, но настоящую борьбу за выживание местным жителям приходилось вести против маленьких трубочек, соединенных со сплюснутыми жестянками, используемых для курения опиума.

Брумтвейт огляделся, обливаясь потом. Что его разбудило? Дурной сон? Неосознанная угроза? Он сел в кровати, мигая из-за пота, бегущего с бровей. Брумтвейт напряженно прислушивался, его жилистое тело била дрожь. Вентилятор на потолке не шумел. Он различил шум мотора джипа, приближавшийся, становившийся громче. Но здесь, на Палаване, это довольно распространенный звук. Вооруженные охранники постоянно патрулировали плантации, особенно сейчас, когда зелень так здорово разрослась. Вся вершина Палавана была укрыта зеленой шубой.

Брумтвейт выбрался из кровати и встал под холодный душ, отделенный от комнаты занавеской. Он был низкорослым, крепким, страшно волосатым в самых неподходящих местах, но лысым там, где это заметней всего, – на макушке. Покачивая головой, он дернул шнурок, и каскад тепловатых капель обрушился на него, освежая и успокаивая. После долгих лет, проведенных на Дальнем Востоке, Брумтвейт сохранил воробьиные, вороватые движения и повороты головы, типичные для настоящего кокни, круто замешанного, до мозга костей городского жителя.