Ночной шедевр

Оглавление

— Наверное, придется, — вздохнул Ирвин. — Другого выхода не вижу.

— Но помни, парень: только двое суток. Двое суток.

Через секунду грохнула дверь, от босса не осталось и следа. Словно Ирвин вопреки совету Лайзы провалился в новый сон и новый кошмар: грозный призрак явился на мгновение — лишь для того, чтобы предсказать судьбу фотографа, который пытался выбиться в гении, но так и не выбился.

Лучше бы явился дед… Слышишь ли ты меня, дед? Видишь ли? Почему ты молчишь?

10

Визит босса подействовал на Ирвина угнетающе. Произошедший разговор все больше и больше казался продолжением ночного кошмара. А если бы босс узнал о нем? Если бы он понял, каково лететь в бочке в безумном грохочущем тоннеле, видя все, что творится сверху, вокруг, снизу! Может быть, он сжалился бы? Нашел бы задачку полегче, модель пофотогеничнее?

С самого утра все пошло наперекосяк. Снимки не уничтожены, а ледяной душ принят, но без всякого толку и повторное закаливание вряд ли поможет.

Зачем, интересно знать, приперся босс? Поглядеть, не загадил ли Ирвин вверенные ему драгоценные апартаменты? Потрепаться? Похвастаться своими сексуальными подвигами? Увидеть позор и ничтожество начинающего профессионала и благополучно удалиться? А сам-то он что, лучше начинал? Да ясное дело, хуже! И никто его не протаскивал носом по вот этим самым снимкам! Сам все решал, не нуждался в прокурорах и приговорах!

Ирвин еще раз оглядел разбросанные в беспорядке плоды своего творчества и отвернулся. Не было ни малейшего желания не то что браться за фотоаппарат, но даже отправить полагающуюся порцию в изголодавшийся шредер.

Ирвин проследовал к окну и уселся на широкий подоконник — на то самое место, с которого выслушивал проповедь, грохотавшую не хуже кошмарного водопада. Вот-вот, теперь понятно, почему бочка и полет. Вот к чему это все приснилось.

Ирвин снова и снова прокручивал в памяти монолог босса. Вот оно, главное: при всех оптимистических намеках и ободрениях невольно, мимоходом подтверждено, что из Ирвина ничего не получится. Два дня ничего не решат, это надо понять совершенно ясно. Про два дня было сказано для приличия, чтобы самонадеянный провинциал убедился в полной справедливости и великодушии здешних работодателей. Тем проще было проявить подобное великодушие, что провинциалу есть куда возвращаться, его не выгоняют на улицу, в конце концов! Да, ему есть куда вернуться. Когда там первый поезд на Джорджтаун? Надо отправляться домой, приступать к прежней работе… если, конечно, место уже не занято… и больше никогда, ни при каких обстоятельствах, ни за какие деньги не высовываться из своей дыры.

Ирвин прижался взмокшим лбом к холодному стеклу, за которым мрачно и гордо глядели на него небоскребы — истинные хозяева жизни в этом городе. Что было им до корчившегося на подоконнике маленького провинциала?

Ирвин закрыл покрепче глаза и принялся представлять будущее. Итак, что ему теперь остается? Остается тихо и мирно прожить до старости в шкуре рядового фотографа, когда-то подававшего неслыханные надежды, но так и не поразившего мир ни единым шедевром. Остается тот же удел, что и усредненному большинству земного населения, обделенному талантами. Дотянуть до положенного конца и без лишних сожалений скончаться в полной безвестности, с единственной привилегией — быть похороненным рядом с дедом. Только дед будет укоряюще молчать в гробу, молчать век за веком…

Но тут треск мобильника отвлек Ирвина от кладбищенских мотивов.

— Ирвин, это я…

Безумно знакомый, безумно терзающий голос. Опять бархатный, соблазняющий, интригующий. Это она. Виновница всех бед.

— Доброе утро, — сквозь зубы проговорил неудачник.

— Ирвин, прежде всего — успокойся…

— Я спокоен, как надгробный монумент.

— К чему такие мрачные сравнения?

Голос красавицы лился увлекающим потоком, почти против воли вызывая в Ирвине ответный отклик — и мужчины, и профессионального мастера.

— У меня есть великолепное предложение.

— Очередной интересный ракурс?

— Нет. Нечто более неожиданное. Может быть, сегодня устроим разгрузочный день?

— Кефир и яблоки?

— Не угадал, — засмеялась Сандра. — Давай устроим выходной в лучшем смысле этого замечательного слова.

— Согласен, — вяло кивнул Ирвин. Не удержавшись, добавил: — Знаешь, почему-то мне совсем не хочется снова браться за безнадежное дело.

— Откуда такое упадочное настроение?

— Извини. В студии побывал сам босс.

— Поздравляю.

— И знаешь, что он сказал?

— Что ты почти гений?

— Кое-что еще более неожиданное. Он в лоб заявил мне, чтобы я беспрекословно подчинялся тебе, каждому твоему слову.

Сандра громко рассмеялась.

— Вот это будет совершенно правильно.

— Ты уверена?

— Не сомневайся.

— Я что-то совсем отупел, — угрюмо ответил Ирвин. — Я не понимаю. Ничего ни в чем не понимаю. Я в себя больше не верю.

— Пройдет, — весело отмахнулась Сандра.

— Ответь мне прямо: ты веришь в мою счастливую звезду?

— Боже, что за глупый вопрос!.. — Голос Сандры зазвучал самыми ласковыми, почти влюбленными тембрами: — Если бы я в тебя не верила, то не стала бы приглашать сегодня вечером на концерт.

— На концерт? Меня?

— Тебя, Ирвин.

— На концерт? — Ирвина заело. Меньше всего он в эту минуту ожидал подобного приглашения.

— Да. В Карнеги-холл.

— Я что-то слышал про него… там, кажется, музыка с классическим уклоном?

Сандра нежно подтвердила:

— Вот именно. Там выступают певцы и музыканты с мировой известностью и заоблачными гонорарами. — И продолжила мечтательным голосом: — А какая там роскошная публика!..