Дуновение страсти

Оглавление

Экономка появилась довольно быстро. Сокрушаясь сообщила, что самого доктора не застала, он где-то на вызове, но ей обещали сразу его разыскать. Медсестра распорядилась разогреть воду для грелок, и Джесси Морден снова поспешила вниз, а Пэгги – звонить Брюсу.

Она вышла в гостиную рядом, подошла к конторке, где стоял телефон и часы. Было только десять, а ей казалось, давно наступила глубокая ночь.

У аппарата лежал листок с аккуратно написанным списком телефонов. Пэгги нашла нужный. Знакомый голос девушка узнала сразу.

– Брюс, говорит Пэгги Макинрой. Медсестра просит вас срочно приехать.

– Уже еду,– отозвался Брюс, почувствовавший неладное.– Вы уж держитесь, прошу вас.

Пэгги положила трубку. Как же она благодарна ему за ободряющие слова, в которых сейчас так нуждалась.

Следующее, что предстояло сделать,– позвать Энн. Но сколько ни стучала в дверь, никто не отозвался. Неужели так крепко спит?.. Пэгги решила пройти через ванную, соединявшую их комнаты. Уже на пороге до нее донеслись всхлипывания.

– Энн, Энн, нельзя так распускаться. Оденьтесь и поднимитесь наверх. Вашей матери плохо. Сейчас любые руки в помощь.

– Нет, нет, я боюсь,– донесся глухой жалобный плач из-под одеяла, которым Энн накрылась с головой.– Я знаю, она умирает. Оставьте меня. Мне жутко, когда вижу покойников…

– Энн, ведь там ваша мать.– Пэгги села на край кровати, погладила девушку по волосам.– Побудьте с ней хоть немного – это так важно в критическом состоянии.

– Нет, пожалуйста, не просите меня.– Энн была на грани истерики.

– Хорошо,– сказала Пэгги, поднимаясь.– Я им что-нибудь скажу. Вам действительно… не нужно приходить.

Когда она вернулась, медсестра попросила сменить ее у постели, чтобы иметь возможность приготовить очередную инъекцию.

Пэгги присела рядом на стул, осторожно взяла руки миссис Макинрой в свои, стараясь согреть их. В голове у нее был полный сумбур. Она чувствовала к умирающей женщине не просто жалость. Бесконечная нежность сжимала сердце, горячие слезы навертывались на глаза, как только она останавливала взгляд на измученном, изможденном, когда-то красивом лице, белевшем на подушке. Ей пришлось наклониться к самым губам больной, когда та, с трудом преодолевая удушье, мучившее ее, прошептала:

– Мне жаль, деточка…

В полубессознательном состоянии женщина вновь и вновь повторяла какие-то слова, в которых можно было уловить только «деточка»…

– Все будет хорошо,– пыталась успокоить Пэгги умирающую.– Все будет хорошо. Вы поправитесь, встанете на ноги, мы пойдем вместе в сад…

Казалось, время замедлило свой ход. Умиротворяющий голос Пэгги был ровен. Будто под гипнозом больная затихла, дыхание стало спокойней, пальцы выпустили руки девушки. Она смогла наконец выпрямить затекшую спину.

Шум и голоса в соседней комнате вернули Пэгги к реальности. Вслед за медсестрой на пороге появился врач. Догадаться нетрудно – у него были повадки типичного провинциального доктора. Саквояж, мешковатый старый коричневый костюм со следами сигарного пепла на ярком галстуке, старомодные очки на носу, мелкая, семенящая походка.

– Всем лучше уйти. Благодарю за участие, теперь позвольте нам с Глорией заняться нашей работой,– тотчас распорядился он.

Пэгги встала. В соседней гостиной на софе сидела миссис Морден, у двери стоял Брюс. Он выглядел именно так, как и предполагала девушка,– небритый, мрачный, в наскоро напяленном домашнем свитере. Пэгги понимала, что полностью расклеилась, но ей уже все равно. Неровными шагами пересекла комнату и кинулась ему на грудь. Она не думала о приличиях, о том, как со стороны выглядит такой порыв. Надежная опора – вот что ей нужно сейчас больше всего на свете. Безудержные слезы катились у нее по щекам. Мысленно она вся была там, у постели умирающей, и никакие проступки матери, вычеркнувшей ее из своей жизни, уже не имели для Пэгги значения. Она моя мать, и я не могу не горевать о той, чьи часы сочтены…

– Эй,– прошептал Брюс, крепко прижимая девушку к себе.– Выплачьтесь как следует.

Потом они втроем – миссис Морден, Пэгги и Брюс – долго сидели на кухне. Экономка отпаивала девушку горячим чаем. Он не помог. Позвякивание ложек, казавшееся чересчур громким, только раздражало. Брюс закурил. Обычно не выносившая сигаретный дым, Пэгги теперь вдыхала его с удовольствием. Аромат табака отбивал запах лекарств, преследовавший ее.

Часы в холле пробили три, и с последним ударом в кухню вошел доктор. Брюс вопросительно посмотрел.

– Мне жаль, но я больше ничем не могу помочь. Она зовет дочь.

Брюс осторожно тронул Пэгги за плечо.

– Ей нужна не я. Она хочет видеть Энн,– взмолилась девушка.

– Нет,– тихо сказал доктор.– Она определенно сказала, что хочет видеть вас. Поднимитесь наверх, пожалуйста.

Как сомнамбула Пэгги миновала холл, потом лестницу, длинный тускло освещенный коридор, в конце которого нестерпимо ярко светился проем распахнутой двери.

– Входите,– тихо сказала Глория Стоун.– Она все время вас спрашивает.

Миссис Макинрой нельзя было узнать. Щеки ввалились, глаза запали, кислородная трубка, приклеенная пластырем, оттянула губу и обнажила зубы.

– Я здесь… ма…

Больная медленно открыла глаза, шевельнула рукой. Пэгги поймала ее прежде, чем та успела упасть обратно на постель, ощутила мимолетное пожатие. Не сильное, но все же достаточно ясное. Наконец шевельнулись губы и раздался не голос, а шелест:

– Пэгги?

– Да… ма… Я здесь.