Свекруха

Оглавление

Ребёнок – это, в сущности, конец тебя как личности, вразумляла Татьяна. Считай, твоя жизнь будет закончена. Ты начинаешь жить в ином качестве – жизнью ребёнка. Это крест, который ты ставишь на своей молодой свободной жизни. Ребёнок не обедняет и не обогащает. Просто ты начинаешь переливать свою жизнь в сосуд его жизни. Закон природы.

Так говорила Татьяна сыну – и он, кажется, с ней мысленно соглашался. Но девица! Хозяйкой-то положения была она. При малейшей опасности изловчится и засадит в сына мощный якорь – беременность. И хоть Татьяна наизнанку извернись – снисходительно, с любопытством будет смотреть на её метания, как таракашки в ладони. В её власти в любой момент – ап! – и таракашка в западне.

Недавно на углу открылся свадебный салон. А в нём целый отдел для… глубоко беременных новобрачных!! Платья хитроумно пошиты так, что под складками и кружевами у невесты восьмимесячный животик с тройней не углядишь. Продавщица хвасталась: очень, мол, те платья пользуются спросом. Интересно, вот бы такой магазин перенести, скажем, в XIX век. Как бы его восприняли тогдашние почтенные матери семейств?

Татьяниными стараниями на сыновней двери появились стикеры с изречениями умных людей. «Женская стихия, которая столь парадоксально щедра к берущим от неё и истребительно-жестока к дающим…» «Удачно жениться – то же самое, что вытащить ужа из мешка с гадюками».

– Как можно решиться сделать выбор, если чувства не обкатаны, не проверены на прочность? Да и о каком выборе идёт речь? У сына никого не было до сей опытной девицы (иначе чем объяснить её столь скоропалительное ныряние в постель?) Ему её даже сравнить не с кем! Во-от! – Мы разговаривали по телефону. Я не видела Татьяну, но знала, как она в этот момент торжествующе подымает палец. – Во-от! Отчего у молодых столько разводов? Да потому что женятся – а потом из любопытства начинают посматривать по сторонам, сравнивать. А сравнивать-то нужно было до свадьбы. Нажиться, нагуляться. Научиться отделять зёрна от плевел, чёрное от белого.

Татьяна не собиралась сидеть сложа руки. Не для того вынашивала, рожала, растила. Слишком большой кровью дался ей сын, чтоб широким жестом делать царский подарок первой встречной.

Так. Выработать стратегию. Скажем, пригласить юную племянницу подруги в гости. Пусть сын оценит истинный нераспустившийся бутон: невинность, розовеющую от взгляда, смущённо потупляющую глаза, стыдливо отдёргивающую руку от случайного прикосновения. Пусть-ка, пусть сравнит со своей: сиплоголосой, прожжённой, прошедшей огонь, воду и медные трубы.

Найти в газете объявление: например, молодая женщина даёт уроки английского языка на дому. Желательно чтобы была одинока. Лет так на 10–15 старше сына. В идеале: чтобы мать-одиночка. Если она не совсем дура, из домашних уроков может проклюнуться нечто более глубокое, интимное. Но не больше. Одинокая намыкавшаяся мать реально смотрит на вещи. Рожать точно не станет…

Тем временем стенд с цитатами пополнил очередной стикер с убийственным по неопровержимой правоте содержанием:

«От 0 до 7 лет. Мама всегда права.

От 7 до 14 лет. Мама иногда бывает не права.

От 14 до 20 лет. Мама никогда не права.

От 20 до 30 лет. Мама иногда бывает права.

От 30 лет. Мама, как же ты была права!»

Возможно, это и стало последней каплей, переполнившей чашу сыновнего терпения.

– Мама, мне ещё нет тридцати лет, когда я оценю твою правоту. А пока позволь мне делать ошибки, на которые я имею право, – сказал сын. И ушёл, сняв со «своей» комнатку.

– Представляешь! – ревниво возмущалась Татьяна, навестив их. – Пока, бывало, дома сына заставишь посуду помыть или за хлебом сходить – сколько препирательств, ворчаний, крика, нервов. А тут, ни слова ни говоря, стирает её лифчики и трусы – срам! Моет полы, бежит в магазин как бобик. Только что не подпрыгивает и хвостом не машет. Как это больно, больно…

– Я устала, – призналась однажды Татьяна. – И потерпела полное поражение. «Та» не простит мне, это ясно. Никогда не сбыться мечте о кроткой покладистой снохе. Той, которая заменит в старости дочку, подаст стакан воды. Уж «та» отыграется на мне, беспомощной, по полной программе. Но у меня уже нет иного выхода, понимаешь? Я загнана в угол. Пути к отступлению отрезаны, мосты сожжены.

Знала бы Татьяна, какие настоящие житейские бури её ждут впереди. Сокрушительный удар номер один: выяснилось, что много лет за стенами квартиры муж увлекался не столько делами, сколько своей секретаршей. Второй удар: сын со «своей» родили ребёнка, расписались и столь же скоропостижно разбежались. «Та», ясно дело, не засиделась в разведёнках. Сын («Ха-ха-ха, – заливалась Татьяна, – не обращай внимания, у меня истерический смех!») женился на англичанке. Старше его на тринадцать лет, с двумя детьми. Осел возле них надолго – вероятно, на всю жизнь. Попал в ловушку, тщательно устроенную, замаскированную Татьяной. Какая мировая известность, какое огромное будущее… Англичанка устроила его в свою средненькую школу трудовиком – он и доволен.

Впереди по заснеженной дорожке катились два тепло укутанных колобка, толкали коляску. Я обогнала и оглянулась. Татьяна! В румяном морщинистом дедушке-колобке в пуховичке и валенках с трудом узнала Николая, её великолепного мужа-бизнесмена. А в коляске кто?

– Ё-ёсик! Ёсико – колёсико наше! – Татьяна хотела сказать «Лёшик», но из-за не справившихся с умилением, расползшихся от счастья губ получился «ёсик». Она сразу услала мужа с коляской вперёд, чтобы не разбудить «ёсика» нашей трескотнёй.