Салатовые дни

Оглавление

— Ты тот идиот, что фотографировал МакДональдс.

Я принялся рассказывать ему о Лене, и фото стопы Артема на одну из наших с ней дискуссий все еще хранится в чате.

Мы спускались с ним к Волге и слушали шум прибоя, смотрели на горящий город, он советовал мне перевестись на заочное отделение, книгу, вышедшую года два назад, а в день отъезда, проспав завтрак, мы с ним отчаянно искали организаторов и талоны. Он отбыл из Ульяновска часа в три и не более чем через год обрел новую (?) любовь, вместе с которой они преодолели четыре тысячи ступеней под закатным солнцем Монтенегро.

5

— Пятигорск.

— Я так и думал, что вы это скажете. Третий раз за вечер такое. Кажется, что с ума схожу.

Когда торжество жизни решает покончить с собой самоубийством, наступает тот самый момент. В конце октября меня терзало неудовлетворение, которое испытываешь после прочтения замечательной книги. Ирония в том, что автора проблемы читателя в такой момент едва ли тревожат. Но если вас не тревожит ничего в Хеллоуин, самопровозглашенную Вальпургиеву ночь, у вас нездоровый иммунитет. Я скучал по девушке, точнее сказать, по обществу девушки. Общество это, как и обсессия ей, были нездоровыми. Но если отбросить все предлоги и просто импровизировать, у вас всегда будет алиби случая.

31 октября Лена раскрасила лицо гораздо раньше, чем солистка CHVRCHES Лорен Мэйберри, но мэйкап был на удивление схож за его грациозной непресловутостью. Только я об этом и не знал. Я не знал, какой день на календаре, я просто хотел увидеть это лицо и эту улыбку. Лена работала в Эгоисте, баре в районе с новостройками, в винной карте которого были дайкири, которые я хотел попробовать.

Я бродил с братом весь день, желание пришло спонтанно. Сложно рационализировать настоящее, и гораздо сложнее проделывать то же с прошлым. Мы дошли до бара и я сел на скамью. Мне было совестно входить. Сам факт того, что я знаю, что она здесь работает, факт того, что я в какой-то степени нарушаю личностную свободу другого человека, пускай мне и не все равно, все это сумбурно сподвигало меня сбежать. К тому моменту я не видел ее три недели, мы не общались, я никогда не был тем, кого вы назвали бы состоятельной частью чей-нибудь жизни, я всего лишь обыватель в своих интеракциях с людьми. И даже компания в лице брата не прибавляла мне смелости.

Он поставил мне ультиматум, сказал, что зайдет один. Я зашел следом. Мы сели за столик, к нам подошла миниатюрная девушка-официантка в мэйкапе, который следовало эсктраполировать на весь обслуживающий персонал (медленно подходит к горлу повод для жалости — не то время, не то место и не то лицо, даже если то). Я заказываю Поэтику. Поэтика. Филологическим термином нарекли пресное блюдо. И два дайкири. Брат сидит и листает глянцевые журналы, издеваясь над самой их сутью, делает это как всегда непринужденно — он никогда не был скован в этом огромном чане со стереотипами, который я озаглавил бы существованием — дурачиться у него в крови. Я жду блюдо. Подносят дайкири. Я беру один бокал дрожащими руками и чуть ли не проливаю, неумышленно принуждая официантку извиняться. В этот момент я готов провалиться под землю. Выпиваю первый бокал, выпиваю второй. Подносят поэтику. Медленно расправляюсь с блюдом, ощущая, как романтизм уходит из жизни.

Подходит Лена и спрашивает, не хотим ли мы чего-нибудь еще. Прочувствуйте двойственность момента. Дайкири.

Сергей написал потом что-то в жалобную книгу.

О боги.

Преломление

1

— У меня мать зубной техник, 67-го.

— Ну тогда она должна знать. Ты спроси ее, <>. Там все друг друга знали.

Я скетчил неподалеку у L-cafe, у перекрестка у Перекрестка. День, 22 мая. Лена пробежала мимо и ударила меня пластиковой бутылкой прямо по затылку. Она кружится, она воздушна, она верит в свой образ.

Через четыре месяца я буду сидеть здесь же, на бетонном блоке, ждать Лену, пока она не закончит работать. Смена кончается в 8 вечера. Залу L-кафе просто различить. Лена с необычайной грацией в форме официантки то и дело поднимается и опускается вверх и вниз по винтообразной лестнице, в тридцати метрах от меня. В пятнадцать минут девятого она наконец-таки выходит. Мы проходим по внутренней стороне Дома Мод и останавливаемся за остановкой с банкоматами. Курим Уинстон. Миниатюрная девушка спрашивает сигарету, я делюсь. Лена шутит. Не помню, что. Мы садимся на маршрутку и отправляемся в логово Игоря. Его нет дома. Наконец-то он приходит, и я сбегаю. Я не помню, зачем я там был.

Когда ты весь день на ногах, винтовые лестницы порядком надоедают.

2

— Ты сам откуда. Где жил в детстве?

— Мясокомбинат.

— Чувствую же, свой!

Мы стояли в очереди в последний день Игромира. Лена успела написать Кайлу Хайду, чтобы продать тому лишний билет для прессы, и ждала, пока он появится.

Нас окружала толпа из, преимущественно, школьников. Я выбил место в бесконечной веренице людей благодаря сигаретам. Лена получила деньги и вернулась обратно. Хайда я так и не увидел — был поглощен разговорами с молодежью.

— Я выбил деньги на Игромир от университета.

Спереди и сзади посыпались восторженные ремарки.

— Это серьезно круто, — сказала девушка сбоку.

Я предложил парню, который изначально уступил нам место еще один айсбуст, а Лена предупредила его о вреде ментоловых сигарет на репродуктивную систему.

— Да, я знаю.

Выяснилось, что паренек в свободное время увлекался игрой на бас-гитаре. Рядом с ним стоял приятель, нарекли его черепашкой ниндзя. Обсудили все игры, которые могли припомнить. Очередь не торопилась. Я сознательно завидовал Коле, который прошел на выставку через организаторский вход. Погода стояла пасмурная, как и во все дни до. В какой-то момент я спросил их, сколько на их взгляд лет Лене — в тот момент я бы дал ей 16, они сошлись на 17–18.