Миры Филипа Фармера. Том 18. Одиссея Грина. Долгая

Оглавление

При этих словах Грин, несмотря на всю напряженность момента, не удержался от улыбки. Они с герцогом объединенными усилиями подняли деревянную статую бога Зузупатра и утяжелили ее металлическими блюдами, чтобы она не всплыла. В лунном свете идол выглядел достаточно похожим на падающего человека, чтобы убедить кого угодно, особенно при том волнении, которым все были охвачены.

Единственной, кто остался недоволен, была Зуни. Она сыпала проклятиями, забыв о всяких приличиях, и кричала мужу, что его кровожадность и несдержанность лишили ее возможности подвергнуть этого раба, собиравшегося обесчестить ее, самым утонченным пыткам. Герцог понемногу багровел, потом внезапно взорвался, обозвал жену законченной иззот и велел ей убираться в свои покои. Чтобы подтвердить серьезность своих намерений, он приказал нескольким солдатам сопровождать герцогиню. Однако Зуни оказалась слишком глупа, чтобы понять, что ситуация становится опасной и что дело пахнет топором палача. Она бушевала до тех пор, пока герцог не приказал двум солдатам схватить ее за руки — по крайней мере так предположил Грин, исходя из воплей герцогини, требующей, чтобы они убрали свои грязные лапы, — и тащить в ее покои. Но даже после этого потребовалось еще некоторое время, прежде чем дверь герцогских покоев захлопнулась за последним из посетителей.

Правитель открыл дверь чулана. В руках у него было зеленое одеяние жреца, священные шестиугольные очки и маска, которая должна была прикрывать нижнюю часть лица. Маски обычно носили монахи, отправлявшиеся по поручению кого-нибудь из высокопоставленных лиц. Пока на монахе была эта маска, он не мог разговаривать ни с кем, кроме того, к кому был направлен — монахи давали соответствующую клятву. Таким образом, Грин мог не беспокоиться, что его начнут донимать вопросами.

Алан надел одежду жреца, очки и маску, натянул капюшон поглубже и спрятал за пазуху птицу эксуротр. Кроме того, Грин взял с собой заряженный пистолет, спрятав его в широком рукаве.

— Только помни, — обеспокоенно сказал герцог, когда Грин приоткрыл дверь и выглянул, чтобы убедиться, что на лестнице никого нет, — помни — ты должен быть очень осторожен, чтобы не повредить эксуротр. Скажи Зингаро, чтобы он завернул статуэтку в шелк и уложил в ящичек, заполненный опилками, чтобы она не разбилась. Пока она не вернется обратно в мою коллекцию, я переживу тысячу смертей.

Грин подумал, что он тоже переживет тысячу смертей, пока не выберется за пределы досягаемости герцога и не окажется на судне как можно дальше от города.

Землянин еще раз пообещал, что сдержит слово, если герцог сдержит свое, но что он примет все меры, чтобы обезопасить себя от предательства. Потом он выскользнул наружу и закрыл за собой дверь. До тех пор пока он не окажется на борту «Птицы удачи», он предоставлен самому себе.

ГЛАВА 10

Единственная проблема, с которой столкнулся Грин, заключалась в необходимости пробраться через плотную толпу. Взрыв и поднявшаяся в замке суматоха переполошили весь город, потому все, кто мог стоять на ногах или располагал теми, кто его понесет, уже были под стенами замка, задавая вопросы, взволнованно переговариваясь, общими усилиями доводя хаос до предела и радостно используя малейший предлог для участия во всеобщем волнении. Грин быстрым шагом прошел через толпу. Голова его была опущена, что не мешало ему внимательно осматривать все вокруг. Продвигался он довольно успешно, лишь несколько раз особенно плотные скопления народа заставили его притормозить.

В конце концов Грин выбрался на равнину и перед ним возник лес корабельных мачт. Он сумел добраться к «Птице удачи», не будучи замеченным ни одним из доброй дюжины стражников, которых миновал. Само судно стояло между двумя доками — его затащила туда на буксире большая группа рабов.

С судна в док были переброшены сходни, и на обоих их концах стояли вахтенные матросы, одетые в цвета клана — желтый, фиолетовый и темно-красный. Они жевали орех грикстр — местный эквивалент бетеля, только в отличие от бетеля грикстр окрашивал зубы и губы жующего в зеленый цвет.

Когда Грин решительно взошел на сходни, на лице ближайшего из вахтенных появилось сомнение, и он потянулся к рукояти ножа. Очевидно, Миран не отдавал никаких приказов относительно жрецов, но вахтенный знал, что означает эта маска, и она внушала ему достаточно уважения, чтобы он не стал пытаться задержать чужака. Второй вахтенный шевелил мозгами ничуть не быстрее. Грин проскользнул мимо него, прошел на середину палубы, а оттуда — в носовую часть, и поспешно постучал в дверь капитанской каюты. Несколько мгновений спустя дверь резко распахнулась; из каюты на палубу хлынул поток света, но его тут же перегородила объемистая туша Мирана.

Грин вошел в каюту, оттеснив капитана обратно. Миран потянулся было за кинжалом, но остановился, увидев, как неизвестный снимает маску, потом очки, и откидывает капюшон.

— Грин! Тебе все-таки удалось! Я думал, это невозможно!

— Для меня невозможного нет, — скромно сказал Грин. Он присел к столу — точнее, рухнул — и бесстрастным голосом, временами запинаясь от усталости, принялся излагать историю своего побега. Через несколько минут узкая каюта задрожала от раскатов капитанского смеха. Единственный глаз Мирана засиял. Торговец похлопал Грина по спине и призвал в свидетели всех богов, что для него это большая честь — принимать на борту своего корабля такого человека.

— Давай-ка по этому поводу выпьем леспаксианского вина — оно даже лучше, чем чалоузмское, и я держу его для самых почетных гостей, — посмеиваясь, сказал Миран.