|
Оценить:
|
Убийца по прозвищу Англичанин
- Предыдущая
- 52/92
- Следующая
52
– Коль скоро он хранил этот список после стольких лет, значит ли это, что счета до сих пор существуют?
– Я полагаю, это возможно. Это зависит в значительной степени от того, кому они принадлежали. Если владелец счета был в состоянии выбраться из Германии по окончании войны, тогда я сомневаюсь, чтобы такой счет все еще существовал. Если же владелец счета был арестован союзниками…
– …тогда вполне возможно, что его деньги и ценности все еще находятся в сейфе банка Рольфе.
– Возможно, но едва ли. – Лавон собрал документы и фотографии и положил их обратно в конверт. Затем посмотрел на Габриеля и сказал: – Я ответил на все твои вопросы. Теперь настало время тебе ответить на мои.
– Что ты хочешь узнать?
– Вообще-то всего одну вещь, – сказал Лавон, держа в руке конверт. – Мне хотелось бы знать, какого черта ты занимаешься секретными бумагами Аугустуса Рольфе.
* * *
Лавон ничего так не любил, как хорошую историю. Это всегда было так. Во время операции, связанной с «Черным сентябрем», они с Габриелем оба не спали – Лавон из-за желудка, Габриель из-за угрызений совести. Габриель вспомнил сейчас, как Лавон сидел на полу, худющий, скрестив ноги, и спрашивал Габриеля, каково это убить человека. И Габриель рассказывал ему, потому что ему нужно было кому-то об этом рассказать.
«Значит, нет Бога, – сказал тогда Лавон. – Существует только Шамрон. И Шамрон решает, кто будет жить, а кто умрет. И он посылает таких, как ты, парней осуществлять его страшную месть».
Сейчас, как и тогда, Лавон не смотрел на Габриеля, пока тот говорил. Он смотрел вниз, на свои руки и вертел зажигалку ловкими маленькими пальцами, пока Габриель не кончил.
– У тебя есть список картин, которые были взяты из тайного хранилища?
– Есть, но я не уверен, насколько он точен.
– В Нью-Йорке есть один человек. Он посвятил свою жизнь произведениям искусства, украденным нацистами. Он знает содержимое всех коллекций, всех денежных переводов, всего, что было найдено и возвращено, всего, что все еще неизвестно где. Если кто-то и знает что-либо о том, как Аугустус Рольфе собирал свою коллекцию, – это он.
– Спокойно, Эли. Очень спокойно.
– Дорогой мой Габриель, другого пути я не знаю.
Они надели пальто, и Лавон проводил его через Юденплатц.
– А дочь знает что-нибудь об этом?
– Пока еще нет.
– Я тебе не завидую. Я позвоню тебе, когда услышу что-либо от моего друга в Нью-Йорке. А пока иди к себе в отель и отдохни. Вид у тебя не очень хороший.
– Не помню, когда я в последний раз спал.
Лавон покачал головой и положил маленькую руку на плечо Габриелю.
– Ты снова убил кого-то, Габриель. Я это вижу по твоему лицу. Мету смерти. Пойди к себе в номер и вымой лицо.
– А ты будь умницей и почаще смотри, что происходит за твоей спиной.
– Когда-то я следил, что происходит за твоей.
– Ты был лучшим из лучших.
– Я доверю тебе одну тайну, Габриель. Я по-прежнему самый лучший.
С этими словами Лавон повернулся и растворился в толпе на Юденплатц.
* * *
А Габриель направился в маленькую тратторию, где он ел последний раз со своими Леей и Дани. Впервые за десять лет он стоял там, где взорвалась машина. Он посмотрел вверх и увидел шпиль Святого Штефана, словно плывший над крышами домов. Внезапно подул ветер – Габриель поднял воротник пальто. Чего он ожидал? Что на него нахлынет горе? Ярость? Ненависть? К большому своему удивлению, он не чувствовал ничего. Он повернулся и под дождем пошел назад к своему отелю.
* * *
Просунутая под дверь его номера «Ди прессе» лежала на полу в нише. Габриель поднял газету и вошел в спальню. Анна все еще спала. В какой-то момент она разделась, и в приглушенном свете он увидел светящуюся кожу ее плеча. Газета упала из рук Габриеля на кровать рядом с ней.
На него навалилась усталость. Ему необходимо было поспать. Но где? На кровати? Рядом с Анной? Рядом с дочерью Аугустуса Рольфе? Как много она знала? Какие тайны скрывал от нее отец? Какие тайны скрыла она от Габриеля?
Он вспомнил слова Джулиана Ишервуда, который сказал ему в Лондоне: «Всегда считай, что она знает о своем отце и его коллекции больше, чем говорит тебе. Дочери склонны защищать своих отцов, даже когда они думают, что их отцы полнейшие мерзавцы». Нет, подумал Габриель, он не ляжет рядом с Анной Рольфе. В чулане он обнаружил дополнительное одеяло и подушку и постелил себе на полу. Впечатление было такое, что он лежит на холодном мраморе. Он протянул руку и вслепую пошарил по покрывалу в поисках газеты. Тихонько, чтобы не разбудить Анну, он раскрыл газету. На первой странице был рассказ об убийстве в Лионе швейцарского писателя Эмиля Якоби.
28
Вена
Уже стемнело, когда Эли Лавон позвонил Габриелю в номер. Анна пошевелилась и снова погрузилась в тревожный сон. Днем она сбросила одеяла и лежала без них, подставив тело холодному воздуху, проникавшему в приоткрытое окно. Габриель накрыл ее и спустился вниз. Лавон сидел в зальце и пил кофе. Он налил немного кофе Габриелю и протянул ему чашку.
– Сегодня я видел по телевизору твоего приятеля Эмиля Якоби, – сказал Лавон. – Похоже, кто-то вошел в его квартиру в Лионе и перерезал ему горло.
– Я знаю. А что ты услышал из Нью-Йорка?
– Считают, что между тысяча девятьсот сорок первым и сорок четвертым годами Аугустус Рольфе приобрел большое число картин импрессионистов и современных художников из галерей Люцерны и Цюриха, – картин, которые за несколько лет до того висели в галереях и домах, принадлежавших евреям в Париже.
- Предыдущая
- 52/92
- Следующая
