Убийца по прозвищу Англичанин

• Предыдущая
• 63/92
• Следующая

63

– Если так, то, быть может, нам удастся использовать это к нашей выгоде.

– Как это?

– Я всегда считал, что обман и направление по ложному пути – полезная тактика в подобной ситуации. Пусть даст свой концерт. Но убедись, что твой друг Келлер не превратит концерт в нечто незабываемое.

– Вот это Ари Шамрон, которого я знаю и люблю. Использовать одного из лучших музыкантов мира, чтобы сбить с пути.

– Мы играем теми картами, какие у нас на руках.

– Я буду с ней в Венеции. Мне хотелось бы, чтобы кто-то, кому я могу доверять, занялся Цюрихом.

– Кто именно?

– Эли Лавон.

– Бог мой, возвращение класса семьдесят второго года! Будь я на несколько лет моложе, я бы присоединился к вам.

– Не будем увлекаться. Одед и Мордехай хорошо сработали в Париже. Я хочу, чтобы они тоже присоединились к нам.

– Знаешь, я вижу в известной мере себя в Одеде. – Шамрон поднял вверх свои руки с короткими пальцами каменщика. – У него очень сильная хватка. Если ему в руки попадет этот человек, он уже не выпустит его.

34
Цюрих

Ева настояла на приобретении дорогой квартиры, выходящей на Цюрихское озеро, несмотря на то что она была за пределами, доступными для Герхардта Петерсона и его государственного жалованья. Первые десять лет своего брака они пополняли нехватку за счет ее наследства. Теперь все эти деньги ушли, и уже Герхардту предстояло поддерживать ее жизнь на том уровне, на какой, по ее мнению, она имела право.

Когда он приехал домой, в квартире было темно. Не успел Петерсон войти, как любезный ротвейлер Евы налетел на него в кромешной тьме и изо всей силы ткнулся своей твердой как камень башкой ему в колено.

– Лежать, Шульци! Хватит, мальчик. Лежать! Черт бы побрал тебя, Шульц!

Петерсон провел рукой по стене и включил свет. Пес лизал его замшевую туфлю.

– Хватит, Шульци. Уйди, пожалуйста. Достаточно.

Пес поспешил отойти, цокая когтями по мрамору. А Петерсон захромал в спальню, потирая колено. Ева сидела на кровати с раскрытым романом на коленях. По телевизору шла американская полицейская драма. На Еве был шифоновый халат. Волосы ее были недавно причесаны, и на левой руке сверкал золотой браслет, которого Петерсон не видел прежде. Ева тратила на Банхофштрассе не меньше того, что хранилось под ее поверхностью.

– Что это с твоим коленом?

– Твой пес напал на меня.

– Он на тебя не нападал. Он обожает тебя.

– Даже слишком.

– Пес ведь мужчина, как и ты. Он хочет получить твое одобрение. Если бы ты время от времени уделял ему немного внимания, он не вел бы себя так буйно, когда ты приходишь.

– Это сказал тебе его доктор?

– Это подсказывает мне, милый, здравый смысл.

– Я никогда не хотел иметь этого чертова пса. Он слишком велик для этой квартиры.

– Зато я чувствую себя в безопасности, когда тебя нет.

– Да этот дом – как крепость. Никто не может сюда войти. И единственный человек, на которого нападает Шульци, – это я.

Ева лизнула кончик указательного пальца и перевернула страницу своей книги, заканчивая дискуссию. По телевизору американские детективы ворвались в квартиру в бедном квартале. Когда они бросились в комнату, пара подозреваемых субъектов открыла огонь из автоматов. Полицейские в ответ тоже открыли огонь и убили подозреваемых. «Какая жестокость», – подумал Петерсон. Он редко носил револьвер и ни разу еще не стрелял при исполнении своих обязанностей.

– Как Берн?

Петерсон соврал ей, прикрывая свой визит к Отто Гесслеру. Он сел на край кровати и снял туфли.

– Берн как Берн.

– Очень мило.

– А что ты читаешь?

– Сама не знаю. Какая-то история про мужчину и женщину.

«Интересно, – подумал он, – зачем такое читать».

– А как девочки?

– Отлично.

– А Штефан?

– Он взял с меня обещание, что ты зайдешь к нему в комнату и поцелуешь, пожелав спокойной ночи.

– Я не хочу будить его.

– Ты его и не разбудишь. Просто зайди и поцелуй в голову.

– Если я не разбужу его, то какая разница, зайду я или нет. Утром я скажу ему, что поцеловал его, когда он спал, и он об этом никогда не узнает.

Ева закрыла книгу и впервые с того момента, как он вошел в комнату, посмотрела на мужа.

– Ты выглядишь ужасно, Герхардт. Должно быть, ты голоден. Пойди приготовь себе что-нибудь.

Он пошлепал на кухню. «Пойди приготовь себе что-нибудь». Он не помнил, когда в последний раз Ева предлагала ему что-либо приготовить. Он ожидал, что когда сексуальная близость исчезнет, на ее месте появится нечто другое, вроде, например, удовольствия от совместной домашней еды. Но с Евой это было исключено. Сначала она заперла на цепь дверь к своему телу, затем – к своему расположению. Петерсон жил в своем доме, как на острове.

Он открыл холодильник и принялся перебирать полупустые лотки из ресторанов в поисках хоть чего-то, что не испортилось или не покрылось седой бородой плесени. В одной засаленной картонке он обнаружил золотой слиток – макароны с беконом под плавленым сыром. На верхней полке позади лотка с зеленым сыром лежали два яйца. Он разбил их и разогрел макароны в микроволновой печи. Затем налил себе большой бокал красного вина и вернулся в спальню. Ева полировала ногти на ногах.

Он тщательно разделил еду, чтобы всякий раз, как откусываешь кусочек яйца, в рот попадали и макароны с беконом. Ева считала эту привычку нудной – частично поэтому он так и делал. По телевизору шел еще больший бедлам. Друзья убитых преступников мстили теперь за смерть своих товарищей, убивая полицейских детективов. Еще одно подтверждение теории герра Гесслера, что жизнь идет кругами.

3

• Предыдущая
• 63/92
• Следующая