Стальной король

• Предыдущая
• 24/77
• Следующая

— И почему забастовка МПС на пользу? — спросил Черяга.

— Ну не то чтобы на пользу, — сказал Луханов, — но вот как вы думаете: если вы везете в вагоне кокс, и вагон этот принадлежит вашему заводу, и если кто-то везет в другом вагоне женские прокладки, и другой вагон принадлежит «Карго-полису», то который из вагонов из-за забастовки будет стоять, а который пойдет по обходному пути?

Черяга рассеянно прихлебывал чай. Иногда он был рад, что занимается маньяками. А не работниками МПС, к примеру. Оба его собеседника наблюдали за ним с видимым беспокойством.

— А к Извольскому кокс не может приехать по обходному пути? — спросил Денис.

— В том-то и дело, что нет. По обходному пути можно ехать в Омск или Красноярск. А Ахтарск у нас в тупике. Извольский не может ни получить кокса, ни вывезти продукцию.

И мэр Чернореченска для удобства изобразил на салфетке две параллельные линии путей и отогнутый, как большой палец, ахтарский тупик.

— Ну хорошо, — сказал Денис, — предположим, что с пикетом так невежливо обошелся именно Извольский. Но почему он вздумал давить на вас?

Луханов развел руками.

— Ну как же, — я один из организаторов забастовки…

— Но ведь вы, Геннадий Владимирович, — вы не организатор забастовки? — и Денис вежливо повернулся к мэру.

— Я… не… — мэр неожиданно смутился.

— Город, конечно, получит выгоду от забастовки, — пришел на помощь Луханов, — если шахтерам заплатят зарплату, то подоходный налог с этой зарплаты пойдет в городской бюджет. А если подоходный налог пойдет в бюджет, то Геннадий сможет выдасть деньги врачам и учителям.

— Понятно, — сказал Денис, — вы, господин мэр, за забастовку, потому что забастовка поможет наполнить местный бюджет?

— Это Извольский может так считать, — запротестовал мэр, — я не могу полностью разделять требования рабочих. Но когда Извольский звонит мне и требует разогнать пикетчиков, я, конечно, не буду этого делать, потому что я сочувствую рабочим. Они добиваются справедливых целей, но беззаконными методами.

— Очень великодушная формулировка, — усмехнулся Черяга. — Но чем же я могу вам помочь?

— Съездите в Ахтарск. Поговорите с Извольским. Пригрозите ему чем-нибудь, в конце концов!

— А почему я?

— А кто еще? Негатив? Он, наверное, с удовольствием принялся бы за разборку. Но вы, наверное, как представитель Генпрокуратуры не хотите, чтобы мы обращались к бандиту?

— А милиция?

— Лучшие представители местной милиции состоят на службе у Негатива, ответил мэр, — худших туда не берут. Наша милиция, конечно, годится для того, чтобы собирать дань с ларечников и шмонать пьяных, но это все, для чего она годится.

— Все, что от вас требуется, — вмешался Луханов, — это всего лишь объяснить Извольскому, что Москва в курсе его фокусов. Вы в данном случае представитель федеральных властей.

— Я в отпуске.

— Вот именно. Поэтому вы как бы и представитель, и не представитель. Вы можете действовать как лицо официальное, когда нужна официальность, и как лицо неофициальное, когда она вредна. Вы очень удачная кандидатура, Денис Федорович. К тому же- ведь вы бы хотели посмотреть в глаза человеку, который приказал застрелить вашего брата?

Денис пристально посмотрел на мэра.

— Да, конечно, — сказал он меланхолично, — я очень хочу посмотреть в глаза человеку, по приказу которого убили моего брата.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
ВЕЛИКИЙ ГЕРЦОГ АХТАРСКИЙ

В былые времена Ахтарск и Чернореченск ничем не отличались друг от друга: оба были ударными комсомольскими стройками, возводимыми с помощью заключенных; в обоих центральная улица называлась улицей Ленина и по обе ее стороны тянулись одинаковые панельные девятиэтажки, с торцами, украшенными кирпичной мозаикой на темы труда и мира. Дома эти были предметом зависти обитателей балков и вечным источником мучений для тех, кто в них жил.

Даже литературная их судьба была одинаково завидной.

Чернореченск воспел в своем двухтомном романе маститый прозаик Панфеев. Ахтарску пламенный певец революции Владимир Маяковский посвятил стихотворение про город-сад. Правда, сада в городе так и не построили: вместо сада комбинат окружали невзрачные пятиэтажки и гигантские лужи, в одной из которых, по местному преданию, затонул БелАЗ.

Разве что воздух в Ахтарске был заведомо хуже чернореченского и состоял из равных частей формальдегида, диоксида азота, серного газа и окиси углерода. А количество мышьяка в атмосфере сводило с ума стоматологов: предписанные дозы мышьяка, положенные в зуб, не убивали нерва из-за привычки горожан к данному химическому элементу.

Денис посещал Ахтарск первый и последний раз в возрасте пятнадцати лет, будучи призван на областную математическую олимпиаду, и посещение это укрепило его в уверенности, что все города Союза выглядят одинаково. Сейчас он с изумлением заметил великую разницу. Чернореченск, казалось, так и застыл в сонной неподвижности с семидесятых годов. Город только разрушался — сыпались наличники с рассохшихся окон, ползли вширь трещины на мостовой, памятник Шахтеру на окраине потемнел под дождями, и на фоне этого всеобщего запустения ярко и бесстыдно выделялись черепичные крыши господской слободы за рекой да ресторан «Сирена». Не то Ахтарск.

Рыночная экономика пошла городу явно на пользу: вдоль улиц тянулись пестрые вывески, здание школы, в которой семнадцать лет назад проходила областная олимпиада, сверкало свежей краской, и на месте снесенных балков опять-таки кипела стройка. Только строили не коттеджи для директоров, а три здоровенных тринадцатиэтажных хоромины улучшенной планировки, таких высоких, что верхние этажи, казалось, уходили за висящий над городом смог.

• Предыдущая
• 24/77
• Следующая