По ходу пьесы. История одного пистолета. Это его д

• Предыдущая
• 26/37
• Следующая

Я говорил ранее о главном осветителе, Витольде Цесельском. Считаю его порядочным человеком, хорошим специалистом. Главное же, он не имел абсолютно ничего общего с Зарембой. А значит, не мог его убить. Как-только дело доходит до мотива преступления, мои подозрения рушатся. Если б найти человека, который имел повод желать Мариану смерти, я знал бы, кто убийца, и легко доказал, что он мог подменить пистолет. Но мотив есть только у меня, обманутого мужа.

Машинист Петр Адамек. Много лет работает в «Колизее». Не знаю, что к этому добавить. Тихий, неразговорчивый. Все годы я видел его сидящим на стуле около устройства для поднятия занавеса. Перед спектаклем он спокойно читал, большей частью вечернюю газету. Реже какую-нибудь книгу. Во время спектакля внимательно следил за происходящим на сцене и был готов по первому моему знаку запустить свой механизм. Как следует поднять и опустить занавес совсем не так легко, как кажется. Тем более в таком большом театре. Пан Адамек справлялся с делом безукоризненно. Больше ничего о нем не знаю. Наше знакомство, хоть и многолетнее, сводилось к обмену поклонами и кратким беседам на технические темы.

Если мне память не изменяет, Адамек не разговаривал с актерами. Иногда просил у директора или у администратора контрамарку для кого-нибудь из семьи. С другими машинистами и осветителями особо не дружил. Был в театре рядом с нами, но как-то не выделялся. Делал свое дело, и ничто больше его не интересовало.

Могу биться об заклад, что за все время службы в «Колизее» он не обменялся с Зарембой и сотней слов. Если вообще с ним разговаривал. Как можно приписывать ему участие в убийстве?

Все время думаю о случившемся. Прекрасно сознаю, в какое страшное положение попал. Времени у меня в камере было много. Времени, которое тянется все тоскливее и которое хотелось бы остановить. Чем больше проходит времени, тем ближе день суда и приговора. А я знаю, что шансов в этой игре у меня нет. Даже самые близкие люди, даже жена, а ведь нас связывают дети и наше прошлое, не сомневается в моей виновности. А что же говорить о прокуроре и троих судьях, которые не знают меня и никогда в жизни не видели? После судебного заседания, ознакомившись со всеми уликами, которые так тщательно собраны милицией и прокуратурой, эти трое судей с чистой совестью вынесут приговор. Догадываюсь, даже уверен в том, каким он будет. Осудят невиновного.

Бумага и карандаш, гражданин прокурор, мне больше не нужны. Все, что по делу было мне известно, я подробно изложил».

Глава VIII
ГОЛОС С ТОГО СВЕТА

Ежи Павельского снова доставили из его 38-й камеры в кабинет прокурора Ришарда Ясёлы. За столом сидела машинистка и что-то быстро печатала.

— Пан прокурор сейчас придет, — сообщила она милиционеру, который сопровождал арестованного. — Гражданин Павельский может здесь обождать.

— Лучше мы подождем в коридоре. — Милиционер был осторожен, предпочитал не рисковать. Девушка и арестант, которому грозит смертная казнь. Убежать он, правда, не мог, из комнаты вела только одна дверь, в коридор, но оставалось окно, на высоте шести этажей над мостовой. Для бегства этот путь не годился, но для самоубийства — вполне. В обоих случаях у конвоира было бы множество неприятностей: дисциплинарный рапорт, письменное объяснение. Лучше иметь арестанта при себе. На вид-то он спокойный, но кто знает?

— Хорошо, обождите в коридоре, — согласилась машинистка. — Пан прокурор у шефа, вот-вот вернется. По вашему делу есть новые материалы. — Девушка улыбнулась арестанту, которого знала по предыдущим допросам.

— Благоприятные для меня? — спросил Павельский.

— Не знаю. Пан прокурор все объяснит. — Девушка склонилась к машинке и забарабанила по клавишам в знак того, что больше ничего не скажет.

Милиционер вывел арестованного в коридор. Сегодня он пустовал, так как день был не приемный. Они сели на скамейку.

— Хотите закурить? — предложил конвоир, доставая пачку «Спорта».

— Спасибо, не курю.

Милиционер убрал сигареты. Он, правда, курил, но на службе, сопровождая арестованного, не мог себе этого позволить.

— Давно сидите?

— Более шести недель.

— Из-за этого актера, Зарембы?

Павельский кивнул. Он не видел смысла затевать спор с конвоиром и доказывать свою невиновность.

— Обвинительный акт вручили?

— Нет.

— Наверное, прокурор вызвал вас на последний допрос перед вручением акта. Обычно так бывает, — сказал тот с видом человека, посвященного в тайны юриспруденции.

— Возможно, — согласился Павельский.

— Лишь бы не было чрезвычайной процедуры, тогда скверно. Нельзя обжаловать в Верховный суд. Только просить помилования у Государственного совета. А Верховный суд при косвенных уликах высшей меры не дает.

— Может, и лучше чрезвычайная. Меньше мучиться.

— Не говорите глупостей, — рассердился сопровождающий.

В коридоре появился прокурор Ясёла.

— Я вас сейчас вызову, — сказал он и прошел в кабинет. Действительно, не прошло и пяти минут, как дверь открылась и машинистка пригласила арестованного войти. На этот раз анкетные данные уже не выяснялись. Видимо, машинистка переписала их с предыдущего протокола. Павельский сел напротив прокурора, и сразу последовали вопросы.

— Знаете Дануту Малиновскую?

— Малиновская? Малиновская… — вспоминал арестованный. — Кажется, слышал эту фамилию. Да ведь Малиновских у нас много. Может, и знаю.

— А чем она занимается?

— Продавщица в продовольственном магазине. Недалеко от нашей квартиры, на Охоте. Не знал, что ее зовут Данутой.

• Предыдущая
• 26/37
• Следующая