Семь лет в Тибете. Моя жизнь при дворе Далай-ламы

Оглавление

На последнем отрезке пути нас сопровождала пара крепких амазонок. Они довели нас до дороги с тасамами и прочувствованно распрощались. Мы покорно добрели до одного из пустых шатров, развели огонь и попытались взглянуть на свое положение с позитивной точки зрения. В общем-то, мы должны были быть довольны! Самая тяжелая часть пути осталась позади, теперь мы на оживленной дороге, которая ведет прямо в Лхасу. Через пятнадцать дней мы доберемся до столицы. Но почему же мы не радовались, что так близко подошли к цели?

Теперь, пережив столько тягот, мы были просто не в состоянии испытывать светлые чувства. Нас заботили обморожения, недостаток денег и провизии, но больше всего мы беспокоились о своих животных. От моего верного пса остались кожа да кости. Так как еды нам и самим не хватало, ему доставались совсем жалкие крохи. Лапы у него были все изранены, и часто он добредал до нашей стоянки только через несколько часов после нас.

Яку приходилось не легче. Уже несколько недель он не находил достаточно травы и тоже страшно отощал. Миновав озеро Йочабцо, мы вышли из зоны снегов, но травы и здесь было крайне мало, она была вся жухлая, времени на выпас немного, а наши ежедневные марш-броски тоже не способствовали набору веса.

Несмотря на все это, на следующий день нам снова нужно было двигаться в путь. Грело душу то, что мы все-таки вышли на караванную дорогу и не брели больше, как Марко Поло.

Когда-то дорога, по которой мы теперь двигались, была проложена властями для перевозки золота из Западного Тибета. Позже, когда торговля по всему Тибету стала оживленнее, этот путь во многом позволил разгрузить южный маршрут, идущий вдоль Цанпо.

Наш первый день на караванном пути мало чем отличался от худших отрезков по необитаемой местности. Нам не повстречалось ни одной живой души. Порывистый ветер нес хлопья снега и клубы тумана и превращал движение в настоящую пытку. К счастью, он дул в спину и подталкивал нас вперед. Дуй он в лицо, мы просто не смогли бы двигаться. Наш Армин явно выбивался из сил. Так что мы все четверо очень обрадовались, увидев под вечер очередной шатер-тасам.

В тот день я записал в дневнике следующее:

...

«31 декабря 1945 года
Сильная пурга и туман (первый туман в Тибете), ок. 30 градусов мороза. <…> Самый тяжелый день за все путешествие, груз постоянно падал с яка, поправляя его, едва не отморозили руки. <…> Чуть не заблудились. Через два километра поняли свою ошибку и вернулись. Под вечер дошли до тасама Ньяцан, состоящего из восьми шатров. В одном из них живет начальник тасама с семьей. <…> Встретили нас гостеприимно!»

Спасительная подорожная грамота

Таким был наш второй новогодний вечер в Тибете. От мыслей о том, чего нам удалось достичь за это время, просто опускались руки. Мы все так же незаконно передвигались по стране, два опустившихся, изголодавшихся бродяги, нам все так же приходилось прятаться от любого, даже самого мелкого чиновника, а Лхаса, этот «запретный город», все так же оставался призрачной целью. В такие вечера люди часто приходят в сентиментальное настроение и погружаются в воспоминания. Конечно, мы не забывали о родине и о своих семьях, но суровая борьба за выживание поглощала все наши физические и душевные силы. Больше нас ни на что не хватало. Сейчас провести вечер в теплом шатре было для нас во сто крат ценнее, чем дома получить в подарок давно желанный гоночный автомобиль.

Вот так, на свой лад, мы отметили наступление нового года. Было принято решение остаться в Ньяцане еще на день, чтобы как следует отогреться и дать отдохнуть нашим животным. Старая подорожная грамота и здесь сослужила добрую службу. Начальник тасама тут же подобрел, приставил к нам слугу и прислал воды и ячьих лепешек для очага.

Мы расслабились и проспали допоздна. Было уже позднее утро, когда за завтраком мы услышали, что снаружи шатра кипит жизнь. Прибыл повар какого-то пёнпо с известием о скором прибытии своего «высокого господина» и начал приготовления к его приему. Он деловито и с очень важным видом расхаживал туда-сюда по тасаму, отдавая распоряжения. На голове у него в качестве шапки красовалась целая лисья шкура.

Визит высокопоставленного чиновника мог стать значимым событием и для нас. Впрочем, мы достаточно долго прожили в Азии и знали, что понятие «высокий чиновник» здесь весьма относительно. Так что мы решили не прерывать свой отдых. Вскоре в сопровождении свиты слуг верхом приехал пёнпо – купец на государственной службе. Сейчас он был занят доставкой в Лхасу сотен тюков сахара и хлопковых тканей. Естественно, услышав о нас, пёнпо тут же изъявил желание с нами побеседовать. И мы с самым невинным видом протянули ему свое письмо. Оно снова возымело действие! Строгое выражение тотчас исчезло с лица чиновника, и он даже пригласил нас присоединиться к его свите. Это нас воодушевило. Ради такого случая мы с радостью отказались от дня отдыха и начали спешно собираться, потому что караван остановился здесь только на обед.

Один из погонщиков, оглядев нашего отощавшего Армина, грустно покачал головой и предложил за небольшую плату погрузить наши вещи на одного из тасамских яков, а наше животное пустить налегке. Мы с удовольствием согласились предоставить такой отдых Армину. Надо было поторапливаться. Пёнпо и его слуги получили свежих лошадей, сменили вьючных яков и тотчас, переложив поклажу, отправились в путь. Мы выступили вместе с караваном, только пёнпо мог позволить себе подольше задержаться в тасаме – ему, на коне, не составляло труда нагнать нас.