Солнечная буря

• Предыдущая
• 58/86
• Следующая

И был вечер, и было утро
День четвертый

Адвокат Монс Веннгрен просыпается от толчка. Сердце стучит, словно кто-то колотит в грудь кулаком. Легким не хватает воздуха. Он протягивает руку и зажигает ночник — двадцать минут четвертого. Как тут заснешь, когда в мозгу — сплошной фестиваль фильмов ужасов. Сначала — машина, которая провалилась под лед на озере недалеко от их дачи. Он стоял на берегу и видел все это, будучи не в состоянии что-либо сделать. В заднем окне машины он увидел бледное, испуганное лицо Ребекки. А когда ему все же удалось снова заснуть, навстречу ему во сне вышла Ребекка и обняла его. Когда его руки скользнули по ее спине к волосам, они наткнулись на что-то теплое и мокрое. Затылок у нее был отстрелен.

Он приподнимается и садится в постели, прислонившись к изголовью. Раньше все было по-другому. Работа и мальчишки отнимали все силы. Поспать удавалось не много, но зато это был настоящий сон. Сейчас он редко засыпает, добираясь под утро до кровати, скорее впадает в черное забытье без сновидений. А если ложится трезвым, то получается еще хуже. Он все время просыпается от панического чувства и потеет, как свинья.

В квартире тихо, точно в могиле. Слышно лишь его собственное дыхание да монотонное гудение вентиляции. Все остальные звуки — снаружи. Жужжание счетчиков на площадке. Легкие шаги тренированного почтальона на лестнице. Поднимаясь, он прыгает через ступеньку, а спускаясь — через две. Машины и прохожие на улице. Когда мальчишки были маленькие, спальню заполняли звуки их жизни: короткое, быстрое дыхание маленького Юхана, сопение Калле под пирамидой из мягких игрушек. И конечно, Мадлен, которая начинала храпеть, стоило ей хоть чуточку простудиться. А затем становилось все тише и тише. Мальчишки переехали в отдельные комнаты. Мадлен лежала молча, притворяясь спящей, когда он возвращался домой поздно.

Ну все, хватит. Сейчас он поставит в видеоплеер старый фильм с участием Клинта Иствуда, нальет себе виски «Макаллан» и, возможно, в конце концов задремлет в кресле перед телевизором.

Снегопад в горах продолжается. В Курравааре машины и дома погребены под толстым белым покрывалом. На диване в кухне своей бабушки лежит без сна Ребекка.

«Надо мне встать и посмотреть, не вернулась ли собака, — думает она. — Возможно, стоит в снегу под дверью, еще отморозит себе лапы».

Заснуть все равно не получается. Она закрывает глаза, меняет позу — переворачивается на бок. Однако в усталом теле сознание совершенно ясное.

С ножом что-то непонятное. Почему он отмыт? Если кто-то хотел во всем обвинить Санну и подкинул нож ей в диван, зачем этот человек отмыл лезвие? Гораздо разумнее было бы отмыть рукоять от возможных отпечатков пальцев, а лезвие оставить окровавленным. Иначе велик риск, что орудие не привяжут к убийству. Что-то она упускает. Как на такой картине, которая представляет собой рой разноцветных точек — и вдруг за ними проступает образ, нарисованный художником. Так же и сейчас — все точки на месте, осталось только разглядеть узор, связующий их воедино.

Ребекка зажигает ночник и осторожно поднимается с дивана. Тот отвечает ей скрипом. Она прислушивается, не проснулись ли дети. Засовывает ноги в ледяные ботинки и выбегает на крыльцо, чтобы позвать Чаппи.

Она стоит среди снегопада и зовет собаку, которая не откликается на зов.

Когда Ребекка возвращается, посреди кухни стоит Сара. Она поворачивается к Ребекке. Ее тельце кажется таким маленьким в большом шерстяном свитере и мешковатых кальсонах.

— Что случилось? — спрашивает Ребекка. — Тебе приснился плохой сон?

В то же мгновение она замечает, что Сара плачет. Это жуткий плач — сухой и прерывистый. Нижняя челюсть движется вверх-вниз, как у деревянной куклы в кукольном театре.

— Что с тобой? — снова спрашивает Ребекка, поспешно скидывая ботинки. — Ты из-за Чаппи?

Ответа нет, лицо Сары по-прежнему искажено рыданиями, но руки чуть заметно тянутся вперед, словно она хотела бы обнять Ребекку, если бы могла.

Ребекка поднимает ее на руки. Девочка не сопротивляется. В руках у Ребекки оказывается маленький ребенок, а не строптивый подросток. Она такая легонькая. Ребекка укладывает ее на кухонный диван и сама ложится позади нее. Обнимает Сару, тело которой сотрясается от рыданий. В конце концов они засыпают.

Около пяти Ребекка просыпается от того, что к ним в кровать приходит Лова. Она залезает в постель за спиной у Ребекки, прижимается к ней, засовывает руку ей под свитер и засыпает.

Втроем под многочисленными одеялами становится жарко как в печке, но Ребекка лежит неподвижно.

* * *

20 февраля, четверг

В половине шестого кот Манне решил разбудить Свена-Эрика Стольнакке и стал прогуливаться взад-вперед по телу спящего, то и дело издавая жалобное мяуканье. Когда это не помогло, он подобрался к лицу Свена-Эрика и осторожно опустил лапу ему на щеку. Но Свен-Эрик спал крепко. Манне положил лапу ему на голову и выпустил когти ровно настолько, чтобы они зацепились за кожу, и он мог легонько потянуть хозяина за скальп. Свен-Эрик тут же открыл глаза, оторвал от своей головы кошачьи когти и ласково погладил кота по серой полосатой спине.

— Ах ты скотинка чертова, — добродушно проворчал он. — Ты считаешь, что уже пришло время вставать?

Манне с упреком мяукнул, спрыгнул с кровати и исчез за дверью спальни. Свен-Эрик услышал, как тот подбежал к входной двери и стал мяукать под ней.

— Иду, иду!

Кота он получил от дочери, когда та вместе со своим парнем переехала в Лулео. «Он привык к свободе, — пояснила она. — Сам прекрасно понимаешь, как он будет страдать в квартире в центре города. Он как ты, папа. Для нормальной жизни ему нужно, чтобы вокруг были леса».

• Предыдущая
• 58/86
• Следующая