Марли и я: жизнь с самой ужасной собакой в мире

Оглавление

Б. У. Циссоу, энтузиаст и собаковод с большим опытом, так охарактеризовал Клуб заводчиков лабрадоров США: «Американские охотники привезли этих собак из Англии и адаптировали их к условиям жизни в новой стране. И сегодня, как в далеком прошлом, лабрадор инстинктивно прыгнет в ледяную воду в Миннесоте, чтобы принести подстреленную птицу; на жарком Юго-Востоке он может целыми днями охотиться на голубей, и в награду за хорошо выполненную работу довольствуется лаской хозяина».

Такова история появления лабрадоров, и Марли как породистый пес мог по праву ей гордиться. Казалось, он унаследовал по крайней мере половину древних инстинктов и прекрасно преследовал добычу, правда, к сожалению, не осознавал, что с ней нужно вернуться обратно. Вероятно, пес размышлял следующим образом: если снова хочешь получить палку, ТЫ и должен прыгать за ней в воду.

Итак, Марли выбрался на песок с палкой в зубах.

– Тащи сюда! – крикнул я, хлопнув в ладоши. – Давай, малыш, принеси ее мне. – Он с важностью отряхнулся, обрызгав меня и осыпав песком, а затем, как ни странно, положил палку у моих ног. Ух ты, подумал я, вот это да. Я оглянулся на Дженни, сидевшую на скамейке под деревом, и поднял вверх оба больших пальца. Но стоило мне наклониться, чтобы поднять палку, Марли был наготове. Он быстро схватил ее и понесся по пляжу, неистово выписывая кренделя. Во время одного из пируэтов он едва не наскочил на меня, поддразнивая и приглашая броситься за ним в погоню. Я попытался поймать пса, но на его стороне было преимущество в скорости и маневренности.

– Ты же вроде лабрадор-охотник, а не лабрадор-бегун! – крикнул я ему.

Возможно, я не обладал такими мышцами, как у Марли, однако мой умственный потенциал значительно превосходил его способности. Схватил вторую палку и разыграл с ней целый спектакль. Поднимал ее над головой, перекидывал из одной ладони в другую, размахивал ею, стараясь (и замечу, небезуспешно) привлечь внимание Марли. Неожиданно палка, которую он держал в пасти – секунду назад самая желанная вещь на свете, – потеряла для него всякий интерес. Теперь его манила только моя палка. Он стал подкрадываться, приблизившись ко мне на расстояние полуметра.

– Да, Марли, простофили рождаются каждый день, согласен? – издевался я, потирая палкой его морду и наблюдая за движением собачьих глаз, преследующих «добычу».

Очевидно, извилины в его мозгу зашевелились, и он размышлял, как схватить новую палку, но при этом сохранить старую. Он обдумывал мгновенный прыжок за новой палкой, при этом его верхняя губа дрожала. Свободной рукой я ухватился за конец палки, торчащей из пасти пса. Каждый из нас тянул ее к себе. Марли зарычал. Я приложил вторую палку к его ноздрям.

– Ты же знаешь, что хочешь получить ее, – прошептал я. И это была правда, потому что искушение помутило его разум. Я чувствовал, как его хватка слабеет. Вот он разжал челюсти и попытался схватить вторую палку, по-прежнему не выпуская первую. Еще один миг, и обе палки оказались над моей головой. Марли с лаем подпрыгнул, явно не понимая, почему такая блестящая боевая тактика привела к поражению.

– Вот поэтому я – хозяин, а ты – животное, – объяснил ему я. Пес еще раз отряхнулся, снова обдав меня брызгами и песком с ног до головы.

Я закинул одну из палок в воду, и он с громким лаем рванулся за ней. На берег Марли вышел уже другим, более опытным противником. Теперь он проявлял осторожность и опасался приближаться ко мне. Пес остановился примерно в десяти метрах от меня. Он держал палку в зубах и не отрывал глаз от нового объекта своих желаний, то есть своей первой палки, которую я держал высоко над головой. Похоже, его извилины снова зашевелились. Он, вероятно, думал: «На этот раз просто постою здесь и подожду, пока он ее бросит, и тогда у меня будут обе палки, а у него – ни одной».

– Ты меня совсем за дурака держишь, да, песик? – иронизировал я. Сильно размахнувшись, я с нарочито громким криком сделал замах рукой, делая вид, будто бросаю палку. Думаете, Марли это понял? Поддавшись на мою уловку, пес шумно плюхнулся в воду, не выпуская своей добычи, и проплыл едва ли не полпути до Палм-Бич, прежде чем сообразил, что палка опять у меня в руках.

– Хватит издеваться над бедным животным! – крикнула Дженни со скамейки, и, обернувшись, я увидел, как она смеется.

Когда Марли наконец-то снова выбрался на сушу, от усталости он рухнул на песок, но не желал расставаться с добычей, которую по-прежнему держал в пасти. Я поманил его палкой, словно напоминая, насколько она ценнее, чем его.

– Фу, брось! – скомандовал я и поднял палку, изображая, будто собираюсь опять запустить ее в воздух. Мой доверчивый пес-недоумок снова вскочил и ринулся к воде.

– Фу, брось! – повторил я команду, когда он вернулся.

Так повторялось несколько раз; в итоге он выполнил команду. И в то мгновение, когда его палка оказалась на песке, я бросил ему свою. Мы повторяли упражнение снова и снова, и с каждым разом Марли, казалось, все лучше улавливал суть. Урок постепенно начал откладываться в его огромной голове. Если он отдавал мне свою палку, я бросал ему другую.

– Это как обмен подарками в офисе, – учил я его. – Чтобы получить, надо научиться отдавать.

Он подпрыгнул и коснулся моего лица своей перемазанной в песке пастью. Я принял этот жест как знак того, что урок им усвоен.

По дороге домой уставший Марли ни разу не натянул поводок. Я просто светился от гордости за полученный результат. Мы с Дженни неделями пытались обучить пса основным правилам поведения и хорошим манерам, но почти не преуспели в этом. Как если бы мы пытались обучить дикого жеребца чаепитию из фарфорового сервиза. Бывали дни, когда я ощущал себя родителем ребенка-инвалида. И часто вспоминал Святого Шона и себя, десятилетнего мальчишку, который успешно обучил его всему необходимому, что требуется для воспитанной собаки. Мне становилось любопытно: неужели сейчас делаю что-то не так.