Хочешь выжить – стреляй первым

Оглавление

Глава 7

Наступающий девятнадцатый век принес такое могущество нью-йоркскому порту, что никакой другой порт не мог с ним сравниться. Из Англии в Нью-Йорк поступала шерсть, из США в Англию – американский хлопок. Помимо этого основного направления импорта-экспорта, вывозили пшеницу, мясо, сыр, керосин, табак, сигары и хлопчатобумажные ткани. Ввозили сахар, кожу, шелк, кофе, аптекарские товары и многое другое. Кроме того, что огромные сделки способствовали развитию самого порта (годовой доход – примерно четыре миллиона долларов, что по тем временам были сумасшедшие деньги); на каждый вложенный доллар приходилось от сорока и выше центов прибыли. Многокилометровые причалы с десятками кораблей и пароходов, доки для их ремонта, гигантские элеваторы для погрузки хлеба; обширные склады с варрантами, целый флот судов, служащий для береговой торговли, – все это временами мне казалось громадной машиной для печатания денег.

* * *

Уже издалека, на подходе к своему офису, я увидел стоящий рядом с ним черный полицейский экипаж. Окошки на дверцах были задернуты черными шторками. Входную дверь в здание закрывал широкой спиной рослый констебль, заложивший руки за спину и выпятивший мощный подбородок. Не успел я подойти поближе, как двое полицейских вывели Карла. Его лицо было разбито в кровь. При виде меня он попытался остановиться, но жесткий тычок полицейской дубинки в спину, заставил его продолжить движение.

– Эй! Что вы себе позволяете! Это произвол!

Обратив на мои крики столько внимания, сколько на тявканье бродячей собачонки, полицейские затолкали моего телохранителя в кэб.

– Констебль! Ты что глухой?! Вы не можете так обращаться с человеком!

– Хватит орать! Они выполняют мой приказ! – неожиданно раздалось за моей спиной.

Я медленно развернулся. На пороге здания стояла фигура во всем черном. Начиная от шляпы и кончая носками ботинок. Круглая физиономия с курносым носом и пухлыми губами могла бы принадлежать милому пятилетнему малышу, если бы не усы, переходящие в небольшую аккуратную бородку. И все же в его лице было что-то злое и порочное. Пригляделся. Глаза. Злые и холодные, словно у змеи.

– Ты Джек Дилэни?

– Я. А кто вы, позвольте узнать?

– Это твоя контора? Ну, так заходи! Поговорим, заодно познакомимся, – при этом ударил тростью по открытой ладони левой руки, затянутой в перчатку.

Полицейский, стоявший навытяжку, рядом с дверью, при его словах чуть усмехнулся. Его ухмылка только подтвердила мне то, о чем даже думать не хотелось.

– Ну что же ты? Входи, не стесняйся! Ты же у нас здесь хозяин! – в словах господина в черном сквозила явная издевка.

Я увидел, как губы констебля снова дрогнули в усмешке.

«Ответ от Стакселя. Что ж придется пройти через это. Мать твою!» – с этой мыслью я перешагнул порог своего кабинета.

Полиция Нью-Йорка того времени представляла собой цепного пса городских властей, а значит, богатейших людей города, которого легко науськивали на неугодных или непокорных, будь то человек или торговая компания. Им было без разницы. Только дай ему команду «Фас!» и покажи, кому рвать глотку. Как и в моем случае.

Старший инспектор Бут и его помощник с констеблем, уже ждавшие нас в кабинете, оказались практичными людьми, не ставшими терять время на какие-либо объяснения. Сильный удар по почкам, нанесенный шедшим сзади меня инспектором Бутом и кинувший меня на кулаки его помощника, положил начало нашей встрече. Отбив удар помощника, я ударил в ответ, нарочно размашисто и неловко, дав возможность уйти от моего кулака. Вся трудность заключалась в том, чтобы не сорваться, удержать себя в руках, иначе в этой комнате будет на три трупа больше, а в Нью-Йорке на трех полицейских меньше. Какое-то время удавалось смягчать их удары легкими, незаметными уходами корпуса и блоками, но когда на помощь пришел констебль, мое избиение началось по-настоящему. Удары посыпались на меня со всех сторон. Последнее, что я увидел, это был тусклый блеск кастета, а затем что-то словно взорвалось у меня в голове и сознание погасло. Очнулся я уже на полу, дрожащий и мокрый. Открыл глаза. Сфокусировавшись, выделил из мутного и дрожащего мира наклонившуюся надо мной фигуру констебля с кувшином в руках.

– Очухался, – констатировал полицейский, после чего убрался из моего поля зрения.

Глаза были полны слез от нарастающей во всем теле боли, губы распухли как оладьи, в правую почку словно вогнали пригоршню иголок. Осторожно приподнял голову, но даже этого движения хватило, чтобы в глазах снова потемнело, но спустя какое-то время волна боли схлынула, и я снова прозрел. Первое что я увидел, это сидящего, в шаге от меня, старшего инспектора с веселой улыбкой на пухлых губах. За его спиной стоял помощник, верзила с грубым лошадиным лицом. На его лице, как и у его босса, блуждала удовлетворенная улыбка.

«Ну, суки… Ох!»

– О! Наш хозяин, наконец, очнулся! Иди, Генри! – приказал он полицейскому в форме, затем, выждав десяток секунд, пока за тем закроется дверь, продолжил: – Ну, что понравилось?! Если «да», то только попроси. Мы всегда готовы помочь ближнему! Не так ли, Стив?! Ха-ха! – при этих словах оскал помощника явил мне два ряда неровных желтых лошадиных зубов. – Теперь слушай. Меня просили передать тебе, вонючему отродью, чтобы ты залез обратно в ту грязную лужу, откуда вылез! Если ты… О, черт!

В это мгновение меня вырвало. Позыв вызвал дикую боль в области желудка, заставив тело содрогнуться от дикой боли. Мир снова поплыл перед глазами. Старший инспектор резко вскочил со стула: