Когда жёлтый карлик выходит на охоту

Оглавление

Как же глупо я прокололась. Мне принц нужен, а не вот это вот… У него даже имя неподходящее! Принцев называют Руслан. Или Александр там. На худой конец, Вячеслав или Владислав. А Антон — это что вообще за имя? Как у придворного конюха! Принцы — вежливые, щедрые, великодушные герои, а не циничные, матерящиеся, бухающе-курящие извращенцы! А внешность вообще особой роли не играет, это для дур романтичных — этот хоть и красавчик, но меня явно никогда не заботила его внешность. Раньше не заботила. А теперь — ну может, только волосы… совсем немного глаза… и… как он морщится, когда забывает задвинуть шторы, и солнце пробивается через миллиарды километров только для того, чтобы достать его… Не-не-не! Глупости какие! Если не излечится эта проказа, я сама из этого дома уйду — лучше проиграть сражение, но выиграть войну. А пока остается только собраться, сосредоточиться, проанализироваться и вылечиться!

Антон изменение моего поведения, конечно, сразу заметил. В первый же вечер после ужина, когда он остался на кухне по уже устоявшейся традиции, чтобы поругаться или поцеловаться — а чаще все вместе, я очень шустро исчезла в своей комнате. И в дальнейшем избегала любых ситуаций, которые могли бы привести к падению. Мне даже прикасаться к нему почему-то стало невыносимо. Заодно и игнорировала все нападки в мой адрес — прямо как в первые дни.

Он какое-то время еще пытался меня донимать за столом или просто перехватить на излете, чтобы привычно понежничать, но старался не очень сильно, возможно, уже поняв, что я этого не хочу. И потому перестал даже пытаться. Теперь просто смотрел внимательно, пытаясь сформулировать для самого себя — с чего это меня так внезапно отворотило, но ничего с этим делать не собирался.

Замечательно. Все просто замечательно.

Глава 13. Наше Величество против Его Величества

Влюбленность прекрасна?! Ха! Самое глупое, никчемное и даже вредное чувство! И даже спрятаться некуда, поскольку и внутри тебя все кишмя кишит… этой самой влюбленностью. Прошла уже неделя, а смотреть на него становилось все сложнее, находиться с ним в комнате — как пытка, сидеть рядом за столом — вообще невозможно. Невозможно, если не выдавать себя, не пялиться постоянно на него, не выхватывать каждое слово и не вслушиваться в смех. Будто вся моя предыдущая жизнь не стоила его единственной усмешки. Ну до чего ж бесполезная эмоция! Как же неприятно, когда твое ледяное сердце становится мягким, слабым. Да и здравый смысл тоже превращается в подтаявшее ванильное мороженое.

Но оказалось, что может быть и хуже, когда в гости пожаловала лучшая подружка влюбленности — ревность. Антон снова ночевал где-то… там, и это просто свело меня с ума. Ну не кота же он ездил проведать, в самом деле? А может, подойти, прямо спросить — вдруг он был у родителей? Но я не могла сделать даже этого, поэтому просто сходила с ума. Ревела теперь в своей комнате, что было мне несвойственно. Я вообще не плаксива: если когда и лила слезы — вот так, навзрыд, то только из-за матери, а тут из-за человека, который мизинца моего не стоит! Зачем же реветь, когда в этом нет никакой логики? И все равно ревела — тихо, безотчетно, лишь бы на душе хоть чуть-чуть полегчало, хотя бы от усталости. Ревность ела что-то очень нужное, жизненно необходимое, у меня внутри, влажно причмокивая… Конечно, глупым плаксивым бабам только и надо, что смазливую внешность и самоуверенность — а этого у Антона было в переизбытке. Он еще лет двадцать и не подумает обзаводиться женой или даже девушкой, такие до старости остаются кобелями. Всегда найдутся девушки — такие же глупые дуры, как и я — которые увидят в Антоне что-то важное для себя, но никогда не станут настолько же важными для него. Невыносимо сложно — осознавать это полностью, но при этом продолжать вести себя нелогично.

Теперь даже просто отвечать на его вопросы стало почти невозможно. Проще было расцарапать его довольную морду в кровь, чем отвечать, но я отыгрывала роль на пределе своих сил.

— Довезти тебя до института, Бубликова?

— Не надо. Спасибо.

И получить еще недоуменный взгляд, как будто без него было легко. Какое же злое, изматывающее чувство — эта ваша влюбленность! Концентрироваться становилось сложнее, мне приходилось заставлять себя засесть за учебники или внимательно слушать лекторов — эта болезненная ерунда излечится, а институтик мой любимый останется! Этой мыслью я и держалась.

Отвлечься получалось, но ровно до того момента, когда он начинал что-то рассказывать за столом или случайно пересекался со мной взглядом. Если от этой гнусности кодируют, то я готова продать левую почку, лишь бы меня спасли. Теперь я уже всерьез думала о том, что пора съезжать, звонила по объявлениям, даже не рассматривая возможности поселиться у отца. Лучше уж оставить без столового сервиза любимую маму, чем окончательно свихнуться. Но варианты пока были совсем неподходящими — слишком дорогие, просто не потяну, если еще и проезд до института и еду посчитать, на которую я в последнее время почти не тратилась.

В результате поисков подвернулся неплохой по оплате вариант, но хозяйка сразу предупредила, что условия там так себе — ремонт времен юности моей прабабушки и какие-то проблемы с сантехникой. Договорились, что завтра я приеду и посмотрю. Меня уже не интересовали никакие условия, лишь бы хотя бы не спать с ним под одной крышей и не слышать взвизгивания девиц в те редкие ночи, когда он кого-то приводил. Меня даже не утешал тот факт, что девиц этих уже к утру не было — то есть жениться он вряд ли планировал, но все это изводило донельзя. Поэтому, сначала отрепетировав спокойную и продуманную речь в своей комнате, я заявила за столом бодро: