Долго & Счастливо

Оглавление

Его речь ошеломила меня. Я была тронута до слез. И ужасно напугана, ведь теперь решение уже не казалось мне таким очевидным. Как же невыносимо сложно! Он задел меня за живое. Поделился чем-то очень личным. Теперь каждый раз, когда мы будем касаться этого вопроса, я буду представлять милую угловатую девочку-подростка с разбитым сердцем, которой трудно в школе, потому что она не уверена в себе и не чувствует себя красивой. Какая-то часть меня хотела, чтобы я никогда не слышала эту историю. Но я сама попросила его сказать правду, и он сделал это, хотя и против воли.

– Спасибо за откровенность, – еле слышно сказала я.

– Мистер Бачмен, – тихо произнес Брайан. – Я всем сердцем сопереживаю вашей семье. Больше, чем вы можете представить. Ведь даже с моей поддержкой Элла все равно переживает то же, что и ваша дочь. Иногда, когда я слышу, что о ней говорят, мне хочется послать к чертям весь мир.

Харви погрустнел и посмотрел на меня с сочувственной улыбкой.

– Вот представьте на секунду, – продолжил Брайан. – Ваша дочь в телевизоре, на первой полосе всех журналов. В одном белье. Она чувствует себя еще более уязвимой, чем когда-либо. А потом вы обводите все части тела, из-за которых она комплексует, красным перманентным маркером, чтобы вся страна могла рассмотреть ее во всех подробностях и обсудить, красива ли она и достойна ли быть рядом с человеком, который красивее и идеальнее ее.

Представив картину, которую обрисовал ему Брайан, Бачмен побледнел и громко сглотнул.

– Не могу, – просто ответил Харви. – Я никогда не смог бы попросить свою дочь о чем-то подобном.

– И тем не менее вы просите об этом Эллу.

Я прижалась к Брайану: неожиданно я ощутила слабость в теле и поняла, что не могу сидеть без опоры. Взгляд мистера Бачмена снова остановился на мне. Казалось, он был в смятении.

– Я знаю, – сказал Харви. – Я прекрасно знаю, о чем прошу. И понимаю, что в ваших глазах моя просьба делает меня лицемером. И все же я прошу вас. Умоляю. Подумайте об этом, пожалуйста. Хотите или нет, но вы уже оказались в центре внимания, и вы действительно можете сделать что-то значимое. Может, вам и не удастся изменить мир, но вы определенно измените жизнь людей, которые страдают от неуверенности в себе так же, как и вы. На вас будут равняться. На вас будут смотреть и думать: «Если она красива и достойна такого мужчины, как Брайан Оливер, значит, я тоже!»

Его голос сорвался, и он замолчал, чтобы немного прийти в себя. Мы с Брайаном ошеломленно уставились на мистера Бачмена. Этот человек, возможно, один из самых сильных и влиятельных в своей сфере – а это действительно о многом говорит – буквально стоял передо мной на коленях.

– Брайан, ты ведь любишь Эллу, не так ли? – спросил Харви.

– Больше всех на свете, – ответил Брайан, немного ошарашенный внезапным вопросом.

Мистер Бачмен кивнул:

– Когда-нибудь у вас будут дети. И любовь, которую ты сейчас чувствуешь к Элле, не сравнится с той радостью, которую они принесут в твою жизнь. И когда они будут расти, и ты увидишь, как они страдают, и будешь не в силах облегчить их боль – вот тогда ты поймешь, как я осмелился обратиться к мисс Родригес с такой немыслимой просьбой. Точнее, к вам обоим.

Он сделал глубокий вдох и выпрямился, положив руки на колени.

– А теперь… – Он медленно выпустил воздух. – Если вы позволите, я прислушаюсь к вашему совету и уделю внимание другим гостям. Спасибо, что выслушали меня. Продумайте над моими словами, пожалуйста.

Харви встал и указал на визитку в моей руке:

– Не потеряйте. И помните о своем обещании. Предупредите заранее, если решите подписать контракт с другим агентством.

– Хорошо, – тихо ответила я.

– Спасибо. Хорошего вечера, ребята. И счастливого Нового года.

С этими словами он удалился и оставил нас с Брайаном на диване. Мы оба были потрясены до глубины души и некоторое время просто сидели, молча уставившись на визитную карточку в моей руке.

22

БРАЙАН

ДО ПОЛУНОЧИ БЫЛ еще целый час, но мы с Эллой ужасно устали. Заприметив пустой диван перед камином, мы с облегчением устроились на нем. Наконец-то можно было дать ногам отдохнуть. Элле потребовалось больше времени, чем обычно, чтобы усесться. Я заметил, как она морщится от боли, хоть она и пыталась это скрыть.

– Все в порядке? – спросил я.

– Нормально, – немного хрипло ответила Элла.

Я продолжал буравить ее взглядом, пока она не сдалась и, глубоко вздохнув, не сказала правду:

– Пожалуй, мне стоит остаться здесь до конца вечера и, наверное, уйти сразу после полуночи.

Этого я и боялся. Весь вечер я старался, чтобы она не стояла слишком долго, но за наше внимание соревновались столько людей, что приходилось постоянно вскакивать. Элле было тяжело подолгу стоять, особенно без ортопедической обуви, но она ни разу не пожаловалась. Типично для Эллы: вести себя как ни в чем не бывало, чтобы никого не обременять. Что за женщина! Такая сильная, смелая, потрясающая… и невыносимо упрямая!

– Ты уверена? Если нужно, мы можем уйти прямо сейчас. Я не хочу, чтобы ты перенапрягалась, как в тот раз, когда ты ходила по магазинам с девочками.

Она опять вздохнула, но на этот раз скорее с раздражением.

– Нам не нужно уходить. Со мной все будет нормально. Мне просто следует посидеть и не вставать какое-то время.

Она кое-как устроилась на диване, тихонько постанывая. У нее никак не получалось поставить больную ногу в удобное положение. Я узнал этот взгляд. Ей нужно было вытянуть ногу и поднять ступни повыше. Я встал, положил маленькую подушку к подлокотнику и легонько похлопал по ней. Элла злобно воззрилась на меня, но я знал, что она просто устала. Мы продолжали играть в гляделки, пока она не сломалась.