Камера обскура

Оглавление

Был канун отъезда. По дороге домой из магазинов она забежала к Горну и повисла у него на шее. Присутствие маленького мольберта у окна и пыльный сноп солнца через комнату напоминали ей, как она была натурщицей, и теперь, торопливо снимая платье, она с улыбкой вспоминала, как бывало ей иногда холодно выходить голой из-за ширмы.

Одевалась она потом с чрезвычайной быстротой, подскакивая на одной ноге, кружась, поднимая в зеркале бурю. «Чего ты так спешишь?» – сказал он лениво. – «Подумай, нынче последний раз. Неизвестно, как будем устраиваться во время путешествия». «На то мы с тобой и умные», – ответила она со смехом.

Она выскочила на улицу и засеменила, выглядывая таксомотор, но солнечная улица была пуста. Дошла до площади – и, как всегда возвращаясь от Горна, подумала, а не взять ли направо, потом через сквер, потом опять направо… Там была улица, где она в детстве жила.

(Счастье, удача во всем, быстрота и легкость жизни… Отчего в самом деле не взглянуть?)

Улица не изменилась. Вот булочная на углу, вот мясная, на выставке – знакомый золотой бык, а перед мясной – привязанный к решетке бульдог майорской вдовы из пятнадцатого номера. Вот кабак, где пропадал ее брат. Вот там наискосок – дом, где она родилась. Подойти ближе она не решилась, смутно опасаясь чего-то. Она повернула и тихо пошла назад. Уже около сквера ее окликнул знакомый голос.

Каспар, братнин товарищ с татуировкой на кисти. Он вел седло велосипеда с фиолетовой рамой и с корзиной перед рулем. «Здравствуй, Магда», – сказал он, дружелюбно кивнув, и пошел с ней рядом вдоль панели.

В последний раз, когда она видела его, он был очень неприветлив: тогда он действовал с приятелями сообща. Это была группа, организация, почти шайка; теперь же, один, он был просто старый знакомый.

«Ну, как дела, Магда?»

Она усмехнулась и ответила: «Прекрасно. А у тебя как?»

«Ничего, живем. А знаешь, ведь твои съехали. Они теперь в скверном квартале. Ты бы как-нибудь их навестила, Магда. Подарочек или что. Твой отец долго не протянет…»

«А Отто где?» – спросила она.

«Отто в отъезде, в Билефельде, кажется, работает».

«Ты сам знаешь, – сказала она, – ты сам знаешь, как меня дома любили. У меня пухли щеки от оплеух. И разве они потом старались узнать, что со мной, где я, не погибла ли я ? Не прочь на мне заработать – вот и все».

Каспар кашлянул и сказал: «Но это, как-никак, твоя семья, Магда. Ведь твою мать выжили отсюда, и на новых местах ей не сладко».

«А что обо мне тут говорят?» – спросила она с любопытством.

«Ах, ерунду всякую… Судачат. Это понятно. Я же всегда считаю, что женщина вправе распоряжаться своей жизнью. Ты как – с твоим другом ладишь?»

«Ничего, лажу. Он скоро на мне женится».

«Это хорошо, – сказал Каспар. – Я очень рад за тебя. Только жалко, что ты стала теперь дамой, и нельзя с тобой повозиться, как раньше. Это очень, знаешь, жалко».

«А у тебя есть подружка?» – спросила она улыбаясь.

«Нет, сейчас никого, мы с Гретой поссорились. Трудно все-таки жить иногда, Магда. Я теперь служу в кондитерской. Я бы хотел иметь свою собственную кондитерскую, – но когда это еще будет…»

«Да, жизнь», – задумчиво произнесла Магда и, немного погодя, подозвала таксомотор.

«Может быть, мы как-нибудь», – начал Каспар, но застеснялся.

«Погибнет девчонка, – подумал он, глядя, как она садится в автомобиль. – Наверняка погибнет. Ей бы выйти за простого хорошего человека. Я б на ней, правда, не женился – вертушка, ни минуты покоя…»

Он вскочил на велосипед и до следующего угла быстро ехал за автомобилем. Магда ему помахала рукой, он плавно, как птица, повернул и стал удаляться по боковой улице.

XXV

Все было очаровательно, все было весело – кроме ночевок в гостиницах. Кречмар был тягостно настойчив. Когда она пыталась отбояриться, ссылаясь на усталость, он, чуть не плача, говорил, что ни разу за день ее не поцеловал, просил позволения только поцеловать – и постепенно добивался своего. Горн между тем был по соседству, она слышала иногда его шаги или посвистывание – а Кречмар рычал от счастия, – и Горн рычание мог слышать. Утром ехали дальше – в чудесном, беззвучном автомобиле с внутренним управлением, шоссейная дорога, обсаженная яблонями, гладко подливала под передние шины, погода была великолепная, к вечеру стальные соты радиатора бывали битком набиты мертвыми пчелами и стрекозами. Горн действительно правил прекрасно: полулежа на очень низком сидении с мягкой спиной, он непринужденно и ласково орудовал рулем. Сзади, в окошечке, висела толстая Чипи и глядела на убегающий вспять север.

Во Франции пошли вдоль дороги тополя, в гостиницах горничные не понимали Магду, и это ее раздражало. Весну было решено провести на Ривьере, затем Швейцария или Итальянские озера. На предпоследней до Гиер остановке они очутились в прелестном городке Ружинар. Приехали туда на закате, над окрестными горами линяли лохматые розовые тучи, в кофейнях исподлобья сверкали огни, платаны бульвара были уже по-ночному сумрачны. Магда, как всегда к ночи, казалась усталой и сердитой, со дня отъезда, то есть за две недели (они ехали не торопясь, останавливаясь в живописных городках), она ни разу не побывала наедине с Горном, – это было мучительно, Горн, встречаясь с ней взглядом, грустно облизывался, как пес, привязанный хозяйкой у двери мясной. Поэтому, когда они въехали в Ружинар и Кречмар стал восхищаться силуэтами гор, небом, дрожащими сквозь платаны огнями, Магда на него огрызнулась. «Восторгайся, восторгайся», – произнесла она сквозь зубы, едва сдерживая слезы. Они подъехали к большой гостинице. Кречмар пошел справиться насчет комнат. «С ума сойду, если так будет продолжаться», – сказала Магда, стоя среди холла и не глядя на Горна. «Всыпь ему снотворного, – предложил Горн. – Я достану в аптеке». «Пробовала, – ответила Магда злобно. – Не действует».