Средство от облысения

Оглавление

Кроме того, следователь Егор Иванов прямо сказал: «Поверьте, Лена, без пособника аферист Птичкин-Канарейкин не обошелся бы. В вашей конторе у него есть подельник!»

Булкин или Зоя Михайловна? Ни того ни другую Лена не осмелилась бы обвинить. Но и оправдать на сто процентов не могла.

– Возможно, Зоя Михайловна работала с бумагами дома, – выдвинула Лена версию.

– Этот вариант я отработал. Звонил ее мужу. Он искал. Говорит: ни одной служебной бумажки в доме нет.

– Как же теперь быть, Игорь Евгеньевич? – спросила она.

– Договорился об отсрочке на неделю. И выслушал, смею вас уверить, очень нелицеприятные вещи в свой адрес. Вы уж извините за разгром.

– Я уберу, – заверила Лена.

– Тоже хороши, милочка! Трусы мужские, носки какие-то в рабочем столе.

«За собой следи», – ответила Лена мысленно.

Когда Булкин выдвигал ящики своего стола или распахивал дверцу Сейфа, оттуда сыпались крючки, грузила, бобины с леской и прочие мормышки.

«Сейчас он скажет, что нужно отправиться в больницу к Зое Михайловне», – подумала Лена.

Словно подслушав ее мысли, Булкин горестно вздохнул:

– Из клиники она уже выписалась. Муж сказал, что она на даче и вернется только через неделю, в понедельник. Ладно, я пошел. Уберите тут. Прием можете пока не вести, объявление повесьте, мол, по техническим причинам. Я в командировке. Сейчас самый жор.

Жор, Лена знала, – это когда рыба хорошо клюет. У детей тоже бывает: суп не едят, а на колбасу сырокопченую, к празднику купленную, у них жор.

Лена встретилась с мужем на Тверской у здания Моссовета. Володя взял у нее полиэтиленовый пакет с ручками, на котором красовалась белокурая девица, рекламирующая джинсы. Ее засняли в тот момент, когда она надевала штаны, талия и бедра голые. и блестящие, словно маслом политые.

Володя посмотрел на пакет, недовольно поморщился и перевел взгляд на Лену.

– Ты покрасилась? – спросил он.

На неярком осеннем солнце цвет «спелой сливы» Лениных волос играл зелено-синим перламутром.

– Неужели только сейчас заметил? – упрекнула она. – Я вообще переменилась. Внешне, – уточнила она, – с помощью визажиста. Нравится?

– Нет! – решительно ответил Володя.

К ним однажды приезжала его двоюродная сестра. Восемнадцать лет, симпатичная мордаха. Но каждое утро девушка по три часа проводила у зеркала, красилась-мазалась. В итоге выглядела на пять лет старше. Юная барышня гримировала себя под записную кокетку.

Зачем? Глупо! Он так и сказал ей. В ответ услышал дурацкую присказку: «Уйди, противный! Не для тебя цвету!»

И Лена явно не для него «цвела». В отличие от двоюродной сестры жена помолодела. Но в ее облике появилось что-то нахальное и вызывающее. Только глаза, как прежде наивно кругленькие, под залихватски пляшущими бровями светились детской обидой.

– Мне тоже не нравится! – укоризненно поджала губы Лена. – А сколько денег на ветер! Зачем? Чтобы всякие идиоты на улице приставали?

– Тебе лучше знать.

– Ничего подобного! Все из-за тебя! Мне только ленивый в уши не дул, что тебя имидж мой не устраивал! Вот поменяла! Любуйся! – Она развела руки в стороны. – Стиль деревенский с переходом в городской.

– Чего? – растерялся Володя. – Какой переход?

– От маразма к склерозу! Сколько это будет продолжаться?

Володя не был готов выяснять отношения, а разговор выруливал на скользкие темы. Нужно срочно увести его в сторону.

– У тебя будут неприятности из-за того, что стащила документы? – спросил он.

– А! – Лена беспечно махнула рукой.

И в ту же секунду подумала, что ее ответ тактически неверен. Володя должен прочувствовать героичность ее поступка. Пусть жалеет, восхищается – любые высокие чувства хороши. Ее, Лену, уже тысячу лет никто не жалел! (О вчерашних рыданиях на глазах благодарной публики она уже не помнила.) Лена живописала разгром, который учинил Булкин, и свои душевные мучения из-за необходимости врать.

Они шли вниз по Тверской к метро.

– Ты обедала? – вдруг спросил Володя.

– Нет, – замерла в ожидании Лена.

Он пригласил ее в итальянский ресторанчик, открывшийся на месте очень хорошей булочной, где Лена раньше покупала бублики детям.

Сколько лет они не бывали в ресторане?

Самое малое – десять.

«Студентами могли себе позволить со стипендии завалиться в кафе. Да и потом отпраздновать день рождения или какой-нибудь праздник в ресторане было вовсе не разорительно, – думал Володя. – Куда все это подевалось? Туда же, куда поездки к морю, в дома отдыха, частые походы в театр и кино».

Лена изучала меню. Вела взглядом по колонке цифр со стоимостью блюд. Выбрала самое дешевое.

– Я буду спагетти по-неаполитански, – сказала она мужу и испуганно прикусила язык. Вспомнила толкование любви к спагетти Аллой Воробейчиковой. Но Лена ничего сексуального не подразумевала, она деньги Володины экономила! – Просто мне нравятся макароны! – оправдывалась Лена. – Особенно с сыром! В томатном соусе! Только это имела в виду!

– Да пожалуйста! Бери что хочешь, – пожал плечами Володя, Себе он заказал равиоли.

С тех пор как Лена вышла замуж, в ее голове включился калькулятор, исправно и постоянно осуществлявший расчеты трат семейного бюджета. И сейчас, когда принесли блюда, официант разлил по фужерам вино, внутренний калькулятор работал на полную мощность.

Вино. Двести граммов. Ординарное, а стоит дороже бутылки отечественного шампанского. Равиоли. Сиротские пельмени. Двести пятьдесят рублей! Можно месяц в метро кататься. Спагетти. Ничего особенного на вкус.