Брат мой, враг мой

Оглавление

101

– Между инженером и учёным не такая уж большая разница, – медленно сказал Дэви. – Мы с ними следуем одной и той же традиции. И мы и они одинаково считаем, что наша работа должна изменить мир для людей.

– А я и не говорю, что инженер значит меньше, чем учёный. Я хочу сказать, что та маленькая разница, которая делает человека одним из них или одним из нас, порождает огромную разницу между тем миром, в котором живем мы, и миром, в котором живут они. Когда ты изобретаешь что-то практически полезное, твое изобретение становится собственностью конвейера, а конвейер – это бизнес. Даже если это тончайшая работа, в которую ты вложил всю душу, всё равно бизнес – воздух, которым приходится дышать изобретателю, и язык, которому он волей-неволей должен выучиться. Запомни это, мальчуган, тут вся история твоей жизни, как и моей тоже.

Глава восьмая

В сизых ветреных сумерках Кен гнал машину по пустынным улицам. Завод Волрата находился на другом конце раскинувшегося по равнине города. Небо в той стороне уже подернулось серой дымкой, сквозь неё проступали алые полосы заката. По улицам вихрем носились сухие листья; шины с хрустом подминали их под себя. Кен спешил, словно боясь опоздать к назначенному часу, хотя, насколько он знал, в такое время вряд ли можно застать Волрата на заводе.

Полководец, храбро сражавшийся в проигранной битве, с беспросветным отчаянием в душе пускается в скорбный путь к месту капитуляции, волоча за собой поверженные знамена. Но с каждым шагом в нем постепенно начинает теплиться надежда на то, что в конце концов справедливость восторжествует и нынешний победитель будет разбит в будущих сражениях полководцами других армий. Потом и эта надежда тускнеет. И в конце своего одинокого пути побежденный вождь желает только одного – чтобы его не заставили стоять на коленях, а в самую последнюю минуту он уже пытается сторговаться с судьбой: «Если победитель не станет унижать мою гордость, я полюблю его; а уж если я смогу его полюбить – значит, то, что я потерпел поражение, правильно и справедливо и на свете есть правда».

Но Кен вряд ли мог сказать, в какой, собственно, битве он сражался и что собирается сложить к ногам победителя. Сердце его сжимала тяжелая тоска, от которой можно было задохнуться, если б причиной её не являлась злобная ненависть к Броку. Кен ненавидел его не за то, что он грозил предать их, а за его неумолимость – черту, по мнению Кена, свидетельствующую о бесчеловечности. Волрат – тот, по крайней мере, человек страстный, порывистый, самолюбивый. Кен нехотя признался себе, что Волрат начинает вызывать у него невольное восхищение.

Когда Кен подъехал к заводу, уже стемнело, темная громада здания неясно чернела между двумя ещё более темными массивами неба и земли. «Крайслер» подкатил к железным решетчатым воротам и остановился, освещая фарами пустынный двор. Кен уже хотел было повернуть обратно, но в это время у ворот появился ночной сторож. Колеблющиеся лучи фар, похожие на указательные пальцы, уперлись в тускло блеснувший «кэнинхем» Волрата, который одиноко стоял у стены.

– Мистер Волрат здесь? – спросил Кен у сторожа.

Сторож кивнул.

– Ещё не уезжал. Как ему доложить?

Кен, не выходя из машины, назвал свое имя. Сторож скрылся в темноте, по ту сторону ворот, и Кен остался один среди бесконечной плоской равнины. Сумеречное небо повисло совсем низко, и казалось, будто это не небо, а нижний край какого-то огромного космического жернова, который медленно катится с востока, где уже сгустилась ночная тьма, к узенькой малиновой полоске заката. Через секунду тяжелый жернов надвинулся ещё ближе и наступила ночь. Но отблески света ещё мерцали в небе, и по-прежнему буйствовал ветер. Мир навсегда останется таким, как есть, хотя порой и кажется, будто всему наступил конец; катастрофа – это только лясканье беззубых челюстей, сквозь которые жизнь проскользнет и будет продолжаться вечно.

Охваченный внезапно пробудившейся надеждой, Кен готов был повернуть машину и умчаться прочь, отказавшись от капитуляции, которая теперь представлялась ему совсем ненужной. Но тут же, повинуясь новому порыву, он решил доверить свою судьбу случаю.

«Если он согласится принять меня, всё будет хорошо», – подумал он. К нему вернулась прежняя заносчивость, и он потребовал ещё большего: пусть Волрат сам выйдет к воротам, как если бы просителем был не Кен, а он.

Через минуту в темном прямоугольнике здания засветилась открывшаяся дверь, и Кен увидел силуэты двух человек.

Шаги звучали вразнобой – один шагал шире другого. До Кена донеслись их голоса – он узнал смех Волрата. Сердце его забилось сильнее. Затем двое разошлись в разные стороны. Хлопнула дверца машины, и её четыре фары превратились в сверкающие глаза, как бы созерцавшие свое собственное отражение, на кирпичной стене. Прошла минута, прежде чем Кен понял, что ему нанесено оскорбление. Сторож отпер ворота, и спортивная машина Волрата попятилась назад, потом быстро развернулась – издали она была похожа на летучую мышь с вытаращенными глазами и светящимися кончиками крыльев; летучая мышь, медленно плывя над самой землей, миновала ворота и снова превратилась в машину, которая остановилась перед «крайслером», загородив ему путь.

– Это вы, Мэллори? – послышался голос Дуга сквозь вой ветра. – Вы, кажется, хотели поговорить со мной?

Пальцы Кена крепко стиснули баранку руля. Затем очень осторожно, словно сознавая необходимость двигаться хотя бы через силу, чтобы не потерять сознание, он вылез из машины и пошел к Волрату, который ждал, не выключая мощно и терпеливо рычавшего мотора.