Пиппи Длинныйчулок 1-3

Оглавление

– Надо говорить: «лекарства».

– И Фридольф рухнул на койку. Он и сам испугался, стал ломать голову над тем, какая же болезнь на него напала, раз он смог съесть только семь тарелок каши. Он лежал и думал, доживет ли до вечера. Но тут папа принес ему рекалства. Черного, противного, но зато сильно укрепляющего. Ведь стоило только Фридольфу проглотить первую ложку, как изо рта у него вырвалось что-то, похожее на пламя. Он заорал так, что «Попрыгунью» затрясло от носа до кормы, и его крик услыхали на всех кораблях на пятьдесят морских миль в округе. Кок еще не успел убрать со стола, как Фридольф прибежал к нему на полных парах со страшным ревом. Он плюхнулся за стол и начал есть кашу. После пятнадцатой тарелки он все еще вопил от голода. А когда каша кончилась, коку ничего не оставалось, как кидать ему холодные вареные картофелины в открытую пасть. Как только он переставал кидать, Фридольф сердито рычал, и кок понял, что нужно кидать еще, чтобы он не сожрал его самого. Но, к сожалению, у кока было только сто семнадцать картофелин, и, бросив последнюю, он быстро прыгнул за дверь и запер ее. Потом он приник к иллюминатору и стал смотреть, что делает Фридольф. А тот захныкал, как голодный ребенок, и быстренько слопал сначала хлебную корзинку, потом кувшин и пятнадцать тарелок. А после он принялся за стол, отломал от него все четыре ножки и стал грызть их, да так, что только опилки летели изо рта. Правда, сказал, что для спаржи они слишком деревянные. Зато столешница ему больше понравилась, он ел ее чавкая, со смаком, будто это был вкусный бутерброд, какого он не ел с детства. Но тут папа решил, что Фридольф уже совсем поправился, вошел к нему, велел взять себя в руки и потерпеть немного. Мол, через два часа будет обед и подадут жареную свинину с брюквенным пюре. «Есть, капитан!» – сказал Фридольф и вытер рот. А после спросил: «А можно обратиться с просьбой? Пусть склянки на ужин пробьют пораньше!» И глаза у него при этом так и блестели от жадности.

Пиппи наклонила голову набок и посмотрела на Томми и Аннику, заморозивших свою кашу.

– Вот я и говорю, поплавать бы вам немножко по морю, так вы живо забыли бы про плохой аппетит.

Как раз в эту минуту мимо дома семьи Сеттергрен проходил почтальон. Увидев в окно Пиппи, он крикнул:

– Пиппи Длинныйчулок, тебе письмо!

От удивления Пиппи чуть не свалилась со стула.

– Письмо? Мне? Пистоящее насмо, то есть настоящее письмо?! Покажите мне его, а то я не верю!

Но это было настоящее письмо, с целой кучей каких-то странных марок.

– Давай читай ты, Томми, ты у нас ученый.

И Томми прочел:

– "Моя дорогая Пиппилотта! Получив это письмо, отправляйся в гавань и жди прихода «Попрыгуньи». Я решил приехать за тобой и увезти тебя на остров Куррекурредут. Поживешь там сколько захочешь и увидишь наконец страну, где твой отец стал могущественным королем. Жизнь у нас здесь преотличная, и я думаю, тебе здесь понравится. Мои верноподданные ждут не дождутся, когда же увидят знаменитую принцессу Пиппилотту. Да что там говорить, ты приедешь, и все. Это моя королевская и отцовская воля. Твой старый отец шлет тебе звонкий поцелуй и самые горячие приветы. Король Эфраим I Длинныйчулок, Повелитель Куррекурредутии".

Когда Томми закончил читать, в кухне воцарилась мертвая тишина.

ПИППИ САДИТСЯ НА КОРАБЛЬ

В одно прекрасное утро «Попрыгунья», украшенная флагами и вымпелами от носа до кормы, вошла в гавань. Городской духовой оркестр выстроился на набережной, и музыканты изо всех сил выдували приветственный марш. Все жители маленького городка собрались поглядеть, как Пиппи встретит своего отца, короля Эфраима I. Фотограф стоял наготове, чтобы заснять первую минуту этой встречи.

Пиппи прыгала от нетерпения, и не успели еще как следует опустить трап, как капитан Длинныйчулок и Пиппи с криками ликования бросились навстречу друг другу. Капитан был так рад встрече с дочерью, что несколько раз подбросил ее высоко в воздух. Пиппи обрадовалась ничуть не меньше и подбросила своего папу в воздух еще больше раз. Не радовался только фотограф, он никак не мог сделать хороший снимок, потому что все время то Пиппи, то ее папа взлетали в воздух.

Томми и Анника тоже подошли к капитану поздороваться. Но до чего же они были бледные и тощие! Ведь им первый раз позволили выйти на улицу после болезни.

Пиппи, конечно, поднялась на борт поприветствовать Фридольфа и остальных матросов, своих старых друзей. Томми и Аннике разрешили пойти вместе с ней. До чего же интересно было подняться на корабль, бороздивший дальние моря! Томми и Анника рассматривали его, широко раскрыв глаза. Особенно любопытно было им взглянуть на Агатона и Теодора, но Пиппи сказала, что они уже давно списались на берег.

Пиппи так крепко обнимала всех матросов, что первые пять минут им трудно было отдышаться. Потом она посадила капитана себе на плечи, пронесла сначала через всю толпу, а после до самой Виллы Вверхтормашками. Томми и Анника потрусили сзади, держась за руки.

– Да здравствует король Эфраим! – кричали люди. Они считали, что этот день войдет в историю города.

Несколько часов спустя капитан Длинныйчулок уже лежал в постели на Вилле Вверхтормашками и храпел так, что весь дом дрожал. На кухне за столом с остатками роскошного ужина сидели Пиппи, Томми и Анника. Друзья Пиппи сидели молча и о чем-то думали. О чем они размышляли? Анника думала о том, что в конце концов жить вряд ли стоит! А Томми пытался вспомнить, есть ли на свете что-нибудь по-настоящему интересное и приятное, но так ничего и не мог найти. Жизнь, в общем-то, – пустыня, решил он.