Пепел победы

Оглавление

В далекое мирное время при появлении Капарелли в Яме все вскакивали, вытягивались в струнку и щелкали каблуками, но война внесла в трактовку дисциплины свои коррективы, к которым Гивенс относилась с одобрением. Для нее реальные результаты работы людей, с которыми они бок о бок делали общее дело, были куда важнее формальной уставной вежливости.

Первый космос-лорд был с этим явно согласен: он официально распорядился не прерывать работу для приветствия входящего в помещение главнокомандующего, даже если он появился при всех регалиях. Так что и сейчас все остались на своих местах. Капарелли приветствовал лишь начальник дежурной смены, Зеленый контр-адмирал Брайс Ходжкинс. Гивенс и Первый космос-лорд обменялись кивками, и Пат незаметно улыбнулась: все происходящее было предсказуемо до мелочей. Разумеется, адмирал не мог ознакомиться со всеми донесениями, подготовленными для него к сегодняшнему утру аналитиками военной разведки: прочесть эту гору документов было свыше человеческих сил. Однако Гивенс знала, что он внимательнейшим образом знакомится с кратким обзором этих документов и выкраивает откуда-то время для просмотра наиболее важных сводок. Разумеется, выбор этот далеко не всегда был объективен, ибо основанием для него служило личное суждение, но и это входило в его обязанности и было частью его бремени. В конечном счете кто-то ведь должен был выбирать из лавины потенциальных угроз наиболее реальные — и этим кем-то был сэр Томас Капарелли. В военных вопросах последнее слово оставалось за ним. Разумеется, в случае несогласия с ним или недовольства его работой гражданские власти могли найти ему замену, но пока этого не произошло, он был в ответе за все.

Ноша сокрушающая, однако, что бы ни говорили довоенные противники Капарелли о его ограниченности, с началом боевых действий этот человек, по мнению Гивенс, продемонстрировал несколько бесценных талантов. К их числу она относила способность полагаться на суждения готовивших ежедневные сводки экспертов, а не зарываться в донесения, стремясь разобраться во всем самостоятельно. Кто-то мог бы сказать, что это удавалось ему благодаря флегматичности и отсутствию воображения, но, в конце концов, кому-то и климат Грифона казался подходящим для отдыха. Гивенс основным отличительным качеством Капарелли считала железную самодисциплину. Действительно флегматичный, он при этом был не только исключительно компетентен, но и обладал развитым воображением, а некоторые его озарения можно было, не кривя душой, назвать близкими к гениальности. Кроме того, он умел подбирать людей, доверять им и спрашивать с них по справедливости, чем снискал уважение и преданность персонала. Умело распределяя поручения и ответственность, адмирал добился того, что, несмотря на огромный объем обрабатываемой информации, перегрузки удавалось избегать, и слаженная команда Ямы работала без сбоев.

Постепенно сложилось несколько традиций. Так, каждый вторник и четверг, ровно в десять, сэр Томас словно бы ненароком заходил в Яму, где «совершенно случайно» оказывалась в это время Патриция Гивенс. Порядок оставался неизменным уже не один год, хотя не имел никого отношения к официальному расписанию, которое составляли и которого неуклонно придерживались их йомены и флаг-секретари. Традиция сложилась сама собой и стала настолько естественной, что не нуждалась ни в каком официальном оформлении.

— Доброе утро, Пат, —сказал Капарелли, когда Ходжкинс вернулся к пульту дежурного, а Гивенс заняла свое место.

— Доброе утро, сэр, — ответила она. Капарелли проследовал к консоли, служившей при его посещениях Ямы главным командным пультом. Гивенс встала за его правым плечом. У нее, разумеется, имелся и собственный пульт, но при встречах они, опять же по традиции, работали за одним.

Ознакомившись с изменениями, произошедшими со времени последней проверки, адмирал откинулся в кресле, потер глаза, и Гивенс подумала, что со времени нанесения хевами удара по Василиску он работает без продыха, не давая себе пощады. Мысль эта никак не отразилась на ее лице, но весьма обеспокоила Патрицию. Сэр Томас был той гранитной скалой, на которой зиждилась громада Королевского флота, и ей совершенно не хотелось, чтобы эта скала подверглась эрозии усталости.

— Как ночь прошла? — спросил он. — Было что-нибудь заслуживающее внимания?

Гивенс кивнула, хотя и стояла у него за спиной.

— Так точно, есть несколько сообщений.

Подоплека этих встреч заключалась в том, что Капарелли возлагал особые надежды на интуицию Патриции Гивенс. Сводки, резюме, доклады — все это он принимал к сведению, однако ее мнение по вопросам, казавшимся первостепенными, предпочитал выслушивать лично, чтобы иметь возможность слышать тон ее голоса и видеть выражение лица. Кроме того, адмирал отдавал себе отчет в том, что разведка флота является бюрократической организацией, и любой аналитический доклад есть плод бюрократического консенсуса. Мнение шефа РУФ совсем не обязательно совпадало с выраженным в официальных донесениях, а Первый космос-лорд хотел знать, что лично она думает по вопросам, кажущимся важными ему, и какие вопросы считает особо значимыми сама.

Неофициальные встречи позволяли выяснить это, не оскорбляя недоверием руководителей аналитических служб. Забота о самолюбии подчиненных могла показаться мелочью, однако именно умение учитывать то, от чего многие отмахиваются как от несущественного, и было сильной стороной Капарелли.

— Да? — Адмирал поднял бровь.

— Сэр, получено еще несколько донесений о тактических группах, отозванных хевами из прифронтовых систем. Знаю, — торопливо сказала она, упреждая его слова, — со времени налета на Василиск таких донесений поступило немало, и в конце концов передислокация подразделений происходит постоянно. Более того, для меня очевидно, что такого рода рутинные перемещения после удара по Василиску будут вызывать особую тревогу у горе-аналитиков вроде меня, не веривших в то, что Комитет представит МакКвин такую свободу действий. Но поверьте, дело не в том, что я задним числом хочу перестраховаться.