|
Оценить:
|
Сарафанное радио и другие рассказы от первого лица
2
— Как я могу выгнать человека, которого угощаю? Кроме того, похоже, человеку некому душу излить, негуманно его прерывать.
— Гуманистка! — обозвал меня Коля. Заглянул в туалет, показал пальцем на унитазную конструкцию, спросил: — Какой козел бачок своротил?
— Тише! — прижала я палец к губам. — Он на кухне.
Коля распахнул дверь на кухню, осмотрел уютно устроившегося сантехника и грозно процедил:
— Подкрепился? Теперь двигай отсюда!
На обиженное сопротивление слесаря, мол, мы тут с Натальей хорошо беседуем, Коля отреагировал грубо:
— Выметайся! Мастер!
Провожая сантехника до двери, я корчила извинительные гримасы, чтобы компенсировать нанесенный моральный удар.
В случае с Василием Петровичем сестра вновь предложила услуги своего мужа Коли.
— Нет! — отказалась я. — У Василия Петровича маршальский жезл.
— Чего-чего? — удивилась Тамара.
Штука, которой воду всему подъезду отключают. Обидим Василия Петровича, а завтра у нас смеситель полетит. Сантехников начальник станет в позу и жезл не даст. Томочка, ты, пожалуйста, не рассказывай ни моему мужу, ни своему, ни детям, что ко мне изредка каждый день сантехник ходит! Я сама справлюсь, без посторонней грубой мужской помощи, знаю, как действовать.
А действовать уже пришло время, потому что Василий Петрович решил покончить с церемониями, стал называть меня по имени, из Натальи Владимировны я превратилась в просто Наташу. Его же, соответственно, было предложено называть по-дружески Васей.
К очередному приходу Василия Петровича я готовилась по медицинскому справочнику для сельских фельдшеров. Начало визита было традиционным: звонок в дверь, тапочки, расческа, кофе, бутерброды. Забыла упомянуть о теме наших бесед с Василием Петровичем. Собственно, тема была одна — биография Василия Петровича (как и у первого сантехника — очевидно, профессиональная особенность). К моменту, когда я решила визиты прекратить, мы добрались до его службы в армии.
Уяснив, в чем заключается разница между боевой и политической подготовкой, я мягко подвела к сумме прожитых лет.
— Мне сорок исполнилось, — сообщил Василий Петрович.
— А мне — пятьдесят восемь, — сходу прибавила я пятнадцать лет и смущенно потупилась (врать нехорошо).
Надо отдать должное Василию Петровичу: он оторопел, уставился на меня в полнейшей растерянности. Из открытого рта вывалился кусочек недожеванной сырокопченой колбасы.
— Надо же, как сохранилась! — проговорил он.
Точно я была отрытой из-под земли античной статуей с минимальными повреждениями.
— Это потому, что больная, — пояснила я. — На пенсию ушла по комплексу заболеваний. Больные часто внешне выглядят свеженькими, а внутри!
И принялась перечислять свои «хвори». Начала с ларингита и фарингита, подробно растолковала разницу между ними (мелкая месть за боевую и политическую подготовку) и способы лечения.
— При фарингите надо обязательно закапывать масло в нос, чтобы размягчались голосовые связки. Но только не облепиховое! Оно сушит горло! Самое лучшее — масло шиповника…
От заболеваний уха-горла-носа я перешла к бронхотрахеиту, потом вспомнила все, что читала про эмфизему, следом настала очередь сложного комбинированного порока сердца…
Если обычно Василий Петрович видел на моем лице деликатную улыбку, я вежливо кивала в ответ на его рассказы, то теперь Василий Петрович лицезрел «пожилую» даму в состоянии возбужденного словоизвержения. Меня несло, симптомы, диагнозы, методы лечения сыпались без остановок и пауз. Василий Петрович и междометия не мог вставить в поток моей «медицинской исповеди». Он ерзал на стуле, кряхтел, покашливал, смущенно стрелял глазами по сторонам, а меня знай несет.
Делясь своими сомнениями по поводу того, заменять ли бракованный от природы клапан в сердце на искусственный, я думала: «Экий ты, дружок, Василий Петрович, крепкий! Так мы и до женских болезней доберемся. Гинекологией я тебя точно додавлю!»
Не пришлось. Василий Петрович сломался на заболеваниях органов пищеварения. Пробормотал что-то вроде «мне пора» и рванул на выход. Пока он переобувался, я продолжала трындеть:
— Воспаление желудка — это гастрит, раньше то катаром называли. А дуоденит — это воспаление поджелудочной железы. Плохо, когда они вместе выступают, как у меня — гастродуоденит. Лечение трудно подобрать, потому что воспаление печени — холецистит — многие лекарства исключает.
— Вы… это… выздоравливайте! — попрощался Василий Петрович и рванул вниз по ступенькам, как ошпаренный.
А я испытывала легкое чувство досады из-за невысказанного. Напрасно читала про заболевания нервной системы, толстого и тонкого кишечника, столько могу поведать про врожденные вывихи…
Визиты Василия Петровича, ясное дело, прекратились. Мои сыновья удивлялись: «Странный этот Василий Петрович. Каждый раз, когда во дворе сталкиваемся, он спрашивает, как здоровье мамы, качает головой и скорбно добавляет: какая женщина!» Со мной Василий Петрович здоровается издалека, мы ручкой друг другу машем. Наверное, боится, что я схвачу его за грудки и буду терзать каким-нибудь менингитом.
Богатый опыт общения с сантехниками привел к тому, что, как только намечается визит слесаря в нашу квартиру, я под любыми предлогами стараюсь улизнуть из дома.
В лифте
Дом был старый, и лифт в нем — допотопный. Прямоугольная шахта лифта располагалась в колодце серпантина лестничных пролетов. В отличие от современных, скрытых в теле здания, она смотрелась стыдно нагой, как старушка в дореволюционном купальнике на пляже. Чтобы зайти в лифт, надо было нажать на ручку железной двери на этаже, затем распахнуть створки-ставни собственно дверей лифта, проследить, чтобы сверху на них опустилась горизонтальная перекладинка, и только затем нажимать на кнопку. Когда входишь в лифт, пол с характерным «грюк!» слегка опускается, сантиметров на пять.
