Сарафанное радио и другие рассказы от первого лица

Оглавление

А я рядом с Кириллом на передовой (без кавычек) постоянно находилась. И санитарка, и снаряды поднести, и огнем прикрыть, и отдых после боя организовать. Ну, и кто из нас был нужнее Кириллу?

Не хочу себя приукрашивать, наивную альтруистку изображать. И квартиру мне Кирилл купил, и машину, и подарками дорогими заваливал. Меня окаменелости не волнуют и не красят. А роскошная шуба и бриллианты — очень красят. Служебную карьеру я не в постели ковала, а работала, как проклятая. Закончила институт и полноправным партнером фирмы стала. Даже в чем-то опережала Кирилла. Он все-таки — человек старой формации и не хватало ему жесткой целеустремленности, которая в бизнесе больше значит, чем стахановский энтузиазм.

Около двух лет мы скрывали наши отношения. А потом мне надоело. Почему я должна таиться в подполье и думать о тех черепахах доисторических, которые изо дня в день переползают? И Кириллу внушила: мы с тобой имеем не меньшее право на счастье, чем остальные. Ты не любишь подлости и вранья, так давай и не будем жить во лжи! Он понимал, что истина на моей стороне, и согласился.

Конечно, тут начались истерики. Мои родители в ужасе, Кирилла сын проклял, жена лапки кверху в гипертоническом кризе и прочих болезнях. Облысела от переживаний. Ну и что? Кирилл уже давно лысиной сверкает, а молоденькие девушки на него засматриваются. Пусть брошенка парик купит и радуется, что такой мужик, как Кирилл, двадцать лет при ней состоял.

Когда буря улеглась, в сухом остатке мы имели: официальную семью, примирившихся с неизбежным моих родителей, процветающий бизнес, строптивого сына в отдалении и тихую лысую краеведку в осязаемой близи.

Семь лет промелькнули, как один счастливый день. У нас все было: большая квартира, загородный дом, зарубежные поездки на отдых, друзья и деньги. Только ребенка я все откладывала. Понимала, что нужно, но постоянно мешали обстоятельства, которые не позволяли надолго выпасть из дела. То сдача объекта, то новый контракт, то дефолт, то модернизация. У Кирилла родился внук, и он страшно переживал, что не допускают его к наследнику. Будь у нас ребенок, наверное, не страдал бы, но я все тянула. Конечно, можно сказать: карьеристка, ее только бизнес и деньги интересуют. А нежеланного ребенка на свет производить — это правильно? Ну, нет у меня материнских наклонностей! Хоть тресни! И я — не уникум. Сколько талантливых женщин и просто чего-то добившихся в жизни обходятся без сопливых младенцев и пачканных пеленок!

На этом сказка про меня, плохую девочку, заканчивается. И начинается сказка про хорошую бабушку Глафиру Пантелеевну, которую судьба по заслугам наградила. Но я рассказывать чужих сказок не буду, путь «хорошая» сама распространяется.

У Кирилла случился инфаркт. И после больницы он вернулся не домой, не ко мне, а в свою старую семью. Пыльная музейная работница его выхаживала. Внуку он стишки Агнии Барто читал. Я по стенкам и потолкам от злости бегала. Пыталась с ним поговорить, но он только твердил: «Ты не поймешь!» А что тут понимать? Он просто умом после болезни тронулся, заявлял, что всю жизнь любил свою первую жену — Глашу. Простоквашу!

Бизнес мы поделили, а потом его часть я выкупила.

Переходный возраст

Назвать нашу семью неблагополучной ни у кого бы язык не повернулся. Пятнадцать лет женаты, не пьем, не гуляем, каждую копейку в дом несем. Саша мастером в гальваническом цехе работает, я — закройщицей на швейной фабрике. Пять дней трудимся от зари до зари, вечером поужинали, телевизор посмотрели и спать отправились. В выходные на даче, не разгибаясь, вкалываем. И сынок наш единственный, Ромка, никогда особых хлопот не доставлял. Говорят, в четырнадцать лет переходный возраст кончается, а у Ромки он и не начинался. Учится парнишка хорошо, с дурными компаниями не водится, не перечит старшим, попросишь в магазин за хлебом сбегать или ковер пропылесосить — случая не было, чтоб отказал.

Конечно, у нас с мужем ссоры случались — живые люди, не без этого. Но чтобы с рукоприкладством или за порог квартиры выплеснулось — никогда. Сколько вокруг и пьянчуг, и дебоширов, и детей при живых родителях брошенных. «Да мы ангелы по сравнению с другими», — так я думала. Оказывается, страшно ошибалась. Когда гром на ясном небе грянул, земля ровная под нами провалилась, тогда мы совершенно по-другому себя увидели. Точно зеркало нам вместо писаных красавцев показало уродцев.

Началось с того, что Ромка пропал. Десять вечера, на улице дождь со снегом, а сына дома нет, хотя еще два часа назад с тренировки должен был вернуться.

— С пацанами гуляет, — отмахнулся Саша от моих тревог.

Сериал досмотрели, полдвенадцатого, а сына нет. Я стала по телефону его друзьям звонить — мальчики уж спят, родители говорят, Рома не приходил сегодня. После полуночи Саша оделся и к спортшколе побежал. Там, конечно, закрыто, но охранник телефон тренера дал. Того разбудили — говорит, не было Ромы на тренировке. Я классному руководителю позвонила. Выяснилось, что и в школе Рома не появился, то есть пропал с самого утра.

Как мы следующую неделю прожили — врагу не пожелаешь. И милиция, и морги, и подвалы-чердаки прочесывали, и тупо сидели у телефона, и в рыданиях я заходилась, и Саше «скорую» вызывали — сердце прихватило. Но задним числом вспоминая тот жуткий период, должна честно признаться — горе нас не сблизило. Я считала, что муж виноват — довел сына нравоучениями или сказал что обидное, а Ромочка с детства очень впечатлительный, как девочка. Саша втайне думал, что я жизнь сыну отравила. Нет-нет, да и срывались мы на обвинения: это из-за тебя, нет — из-за тебя. Тут бы поддерживать друг друга, а мы собачились.