Крабат: Легенды старой мельницы

Оглавление

– Я тебя знаю. Видела во сне. И еще одного человека, который замышлял против тебя зло. Но нам это было все равно – и тебе и мне. С тех пор я все ждала, когда ты появишься. Наконец-то ты пришел!

– Я пришел, но не могу быть тут долго. Меня ждут на мельнице.

– И мне тоже надо домой. Мы еще увидимся? – Она обмакнула краешек шали в кувшин с водой и молча, не торопясь, словно делала это всю жизнь, стерла со лба Крабата магический знак.

Крабат почувствовал себя так, будто с него смыли позорное клеймо. Как хорошо, что она есть на свете, и стоит тут рядом, и смотрит ему в глаза!

СНЫ

Лобош тем временем заснул под кустом на опушке. Когда Крабат разбудил его, он спросил, протирая глаза:

– Нашел?

– Что?

– Да нож!

– Ах, да! Вот он! – Крабат вынул нож, выдвинул лезвие. Оно было черным.

– Нужно почистить как следует! А потом смазать. Лучше всего собачьим жиром.

– Так я и сделаю!

Теперь уж и в самом деле надо было торопиться. На полдороге они повстречали Витко с Юро, те тоже запаздывали.

– Ну как, до дождя успеем? – спросил Юро, взглянув на Крабата так, словно у того чего-то не хватает, было не так.

Ах вот оно что! Знак на лбу!

Страх охватил Крабата. Если он появится без знака на мельнице, ему несдобровать. Мельник обязательно что-то заподозрит. Тогда Певунье тоже грозит беда.

Он порылся в кармане, вдруг найдется уголек! Но нет, он и сам знал – напрасная надежда!

– Быстрей! Быстрей! Побежали! – спохватился Юро. – А то нам достанется!

Когда выходили из леса, сильный порыв ветра сорвал шапку с Витко и с Крабата. И тут же хлынул ливень. Промокшие до нитки, явились они на мельницу.

Мастер был раздражен, ожидал их с нетерпением. Они согнулись под воловьим ярмом, получили пощечины.

– А где, черт подери, ваш знак?

– Да вот же он! – удивился Юро, ткнув себя пальцем в лоб.

– Там его нет! – взревел Мастер.

– Значит, проклятый дождь все смыл.

Мельник на мгновение задумался.

– Эй, Лышко! Вытащи-ка из печки уголь! Да побыстрей! – Он поспешно нарисовал знак всем четверым, обжигая их горячим углем. – За работу!

Ну и досталось же им в этот день! Целую вечность пришлось надрываться, пока потом не смыло знак со лба.

Лобош на этот раз первым почувствовал облегчение. Ликуя, он подбросил над головой мешок с зерном.

– Эй, вы! Глядите, какой я сильный!

...Остаток дня отдыхали: пели, танцевали, рассказывали разные истории, все больше про Пумпхута. Андруш, подвыпив, произнес речь о том, какие прекрасные парни у нас здесь на мельнице. Да и вообще все подмастерья – славные ребята, а всех мастеров надо гнать к черту!

– Или, может, кто против?

Да нет, все, конечно, были с ним согласны, кроме Сташко.

– Гнать к черту? – возмутился он. – Э, нет! Сатана пусть сам лично явится за каждым и свернет ему шею! Крах-х! Я за это!

– Ты прав, братишка! – Андруш обнял его. – Пусть черт заберет всех мастеров, а нашего – первым!

Крабат отыскал себе место в углу, так, чтобы быть вместе со всеми и все же в стороне. Пока парни пели, смеялись, произносили речи, он думал о Певунье, вспоминал, как они встретились, разговаривали... припоминал каждое ее слово, движение, каждый взгляд. Не заметил, как и время прошло.

Воспоминания прервал Лобош, усевшийся рядом.

– Хочу тебя спросить... – Вид у Лобоша был озабоченный.

– Что? – Крабат с трудом вернулся к действительности.

– Андруш такое говорил! И Сташко тоже! Если дойдет до Мастера...

– Это же пустая болтовня! Неужели не понимаешь!

– А мельник-то! Мельник! Если ему Лышко донесет, что будет?

– Ничего! Ровным счетом ничего!

– Не может быть! Ты и сам этому не веришь! Разве он такое простит!

– Понимаешь, сегодня можно бранить Мастера сколько влезет, посылать ему на голову чуму и холеру! Даже дьявола призывать, как ты слышал. Сегодня он на это не обозлится. Наоборот!

– Да ну?

– Он ведь как рассуждает? Кто раз в год выскажется, облегчит душу, тот будет весь год сносить и терпеть все. Даже то, чего терпеть нельзя. А такого у нас на мельнице хватает.

Крабат – уже не прежний Крабат. Он отсутствует, витает в облаках. Как будто бы и работает, как всегда, и разговаривает, отвечает на все вопросы, но на самом деле он далеко отсюда – возле Певуньи. Певунья с ним рядом, и мир вокруг с каждым днем все светлее, все зеленее.

Никогда раньше Крабат не замечал зелени. Сколько же разных оттенков у травы! А еще зелень березовых, ивовых листочков, зелень мха, кое-где переходящая в голубизну, юная сверкающая зелень на берегу пруда, на живой изгороди, на кустах, темная затаенная зелень старых сосен в Козельбрухе, то мрачная, угрожающая, почти черная, то сверкающая, золоченная заходящим солнцем...

Несколько раз ему снилось одно и то же: будто идут они с Певуньей не то по лесу, не то по саду. Лето, тепло. На Певунье светлое платье. "Проходят под высокими дуплистыми деревьями, Крабат обнял ее за плечи, платок съехал у нее с головы, он чувствует щекой легкий завиток, хочет, чтобы она остановилась, посмотрела на него, тогда он увидит ее лицо. Но он знает – лучше этого не делать, чтобы никто другой, умеющий проникать в чужие сны, ее не увидел!

На мельнице заметили, что с Крабатом творится что-то неладное. Очень уж он переменился. И вот уже Лышко стал ходить вокруг Крабата – разнюхивать, допытываться.

Ханцо поручил Крабату и Сташко подправить стершийся жернов. Они установили жернов у стены и принялись углублять желоба. Когда Сташко пошел поточить свой инструмент, явился Лышко с ворохом пустых мешков. Крабат заметил его, лишь когда тот раскрыл рот. Лышко вообще имел привычку подкрадываться.