Большая скука

Оглавление

— А вы что выиграете от этого? Свадебную фату?

— Брак вам не грозит, не бойтесь, — отвечает Грейс.

Я бросаю взгляд на эстраду: словно в подтверждение ее слов, невеста под вуалью, достаточно прозрачной, чтоб ничего не скрывать, удаляется от меня.

— Если хотите, я могу не надоедать вам и своей дружбой, — добавляет женщина, чтобы окончательно меня успокоить.

— Тогда мне не понятны мотивы вашей филантропии.

— Филантропия? Если бы вы только знали, до какой степени я жажду видеть, как этот «большой интеллект» сядет в лужу!

И во внезапном порыве долго сдерживаемого раздражения дама резким движением разбивает о край стола бокал.

Мы снова на пустынной улице. Звонкие ночные шаги. Мелодия старого шлягера. Идем медленно, и я рассеянно слушаю ровный голос Грейс, которая машинально покачивает в руке изящную сумочку…

— Первое время, когда я его отвергала, он с ума сходил по мне, а когда уступила, стала нежной, сбесился… Хотя прошло уже пять лет, он и теперь не желает, чтобы я отдавалась ему добровольно, он должен брать меня силой, и я должна затевать игру, сопротивляться, отталкивать его до тех пор, пока он грубо не овладеет мной; я должна создавать у него иллюзию, что он берет меня силой. Нормальное человеческое чувство приводит его в ярость. Любовь для него не просто влечение, а исступленная схватка животных; и если ты не животное, изображай себя животным… Впрочем, его все реже прельщает и эта игра…

— Может быть, он искал в вас воплощение своего идеала, а вы не оправдали его надежд…

— Очкарик на низких каблуках, ничего себе идеал… Когда Пигмалион — маньяк, Галатея может быть только карикатурой. Но я не Галатея и не желаю быть Галатеей! Я хочу быть тем, кто я есть на самом деле, понимаете?

— Понимаю, понимаю, вы только не волнуйтесь. Вам это совсем не идет.

— Я лучше вас знаю, что мне идет и что нет. Или вы тоже, как Уильям, хотите вылепить из меня свой идеал?

— Не бойтесь. Я никогда не увлекался скульптурой, а пластическими операциями тем более.

Мы дошли до поворота к отелю «Кодан». Тут Грейс останавливает меня.

— Не желаю идти в номер, где нас будут подслушивать. Пойдем куда-нибудь в другое место.

— Куда «в другое место»?

— Все равно куда… На берег моря или в парк.

«Похоже, в этом городе парки находят довольно широкое применение», — говорю про себя. А вслух произношу другое:

— Ладно, давайте возьмем такси. Я только вчера снял небольшую квартиру. А поскольку сегодня воскресенье, то едва ли там успели установить аппаратуру.

Через полчаса мы уже в моей новой квартире; это старая и довольно запущенная мансарда. Однако Грейс, кажется, нисколько не удручена убогой обстановкой.

— Это мне напоминает студенческие годы. Господи, какая была бедность и как спокойно жилось!

— Очарование беззаботных дней.

— Скажите: очарование дней без Сеймура.

— Этот человек стал для вас чем-то вроде навязчивой идеи.

— Скоро он станет тем же и для вас.

— Я все еще не принял решения, Грейс.

— А! Вы все еще верите, что имеете право на свое собственное решение?

Фраза несет в себе довольно-таки обескураживающую иронию, но я невозмутим и спокойно исполняю роль гостеприимного хозяина:

— Что будете пить?

— Ничего. И перестаньте, ради бога, суетиться. Лучше посидите.

Я покорно опускаюсь в продавленное кресло, в столь позднее время я и сам не горю желанием хозяйничать. Предчувствуя, что разговор принимает серьезный характер, закуриваю, чтобы отогнать сон.

— Быть может, вы рассчитываете, воспользовавшись самолетом или поездом, удрать в последний момент? Но вы даже понятия не имеете о теперешнем расписании, Майкл. Вы с глупым видом торчите на перроне вокзала, от которого больше не отойдет ни один поезд. Последний, тот, спасительный, отбыл сегодня во второй половине дня. А другие не предусмотрены, поверьте мне.

— Зря вы меня пугаете, дорогая, — отвечаю, едва сдерживая зевоту. — Ни на каком перроне я не торчу и ни о каком поезде не мечтаю. Мне пока что и тут неплохо. Особенно после того, как удалось заполучить эту романтическую мансарду.

— Тогда о каком своем решении вы толкуете? Вы наивный ребенок — весь во власти Сеймура, а все еще говорите о каком-то своем решении!

— Но ведь и вы мне кое-что обещали, не так ли?

— Да. Не задумываясь над тем, как я рискую, доверившись вам.

— Тогда беспокоиться не о чем. Одно предложение мне сделал Сеймур, другое — вы. Разве это не роскошь — иметь такой выбор при нынешних ограниченных возможностях человека?

Женщина пытливо смотрит на меня своими холодными сине-зелеными глазами, как бы силясь понять, что кроется за моими словами. Потом устало говорит:

— Все же дайте мне что-нибудь выпить.

8

Копенгаген — город красивый. Но у любого города, даже у самого красивого, есть свои задворки. Почему я поселился на таких задворках, это вопрос особый.

Положив на столик только что купленные булочки, я приподнимаю крышку кофеварки, чтобы посмотреть, как там сочится кофе. Оказывается, деликатный процесс уже закончился. Дымящаяся жидкость распространяет аромат; судя по темно-коричневому цвету, кофе получился достаточно крепкий. Наполнив им большую фарфоровую чашку, оставленную предусмотрительной хозяйкой, даже не присев, начинаю завтракать.

Насколько я помню, в искусство приготовления кофе меня посвящала Франсуаз. Это было на уютной вилле в окрестностях Афин, где американцы в свою очередь посвящали меня в искусство шпионажа. Справедливости ради я должен признать, что в значительной мере своим воспитанием я обязан противникам. Одни преподавали мне тонкости шифровки и дешифровки, другие — приемы двойной игры, третьи — манеры, четвертые — идеи буржуазной социологии. И все это безо всякой корысти, с единственным намерением — наставить меня на путь истинный, то есть сделать предателем.