Волшебники из Капроны

Оглавление

Все это длилось не более мгновения. Краем глаза Тонино видел, как, вскочив на ноги, герцогиня схватилась за горло. Он почувствовал себя победителем. Но тут же полетел на пол вниз лицом. И лежал там ничком, не в силах пошевелить ни рукой, ни ногой. Голова его свесилась через край помоста, так что ему почти ничего не было видно. Все же он исхитрился разглядеть, как из зала бережно выводили герцогиню, а вокруг нее суетился герцог.

«По-моему, я, совсем как Панч, могу быть вполне доволен», — подумал он.

Глава десятая

Впоследствии Паоло никогда не хотелось вспоминать эту ночь. Он все еще стоял, уставившись в желтые буквы во дворе Казы, когда прибыли остальные члены семьи. Его оттеснили в сторону, чтобы пропустить вперед Старого Никколо и тетю Франческу, но тут Бенвенуто, зашипев на них, как жир на раскаленной сковородке, не давал им пройти.

— Ну-ну, старина, — произнес Старый Никколо. — Ты сделал все, что мог. — Он повернулся к тете Франческе: — Никогда не прощу этим Петрокки! Никогда!

Паоло еще раз был потрясен, каким несчастным и загнанным — не человек, а привидение! — выглядел его дед. До сих пор Паоло казалось, что Старый Никколо помогает тучной, одышливой, все еще заляпанной грязью тете Франческе, но сейчас он подумал, не происходит ли все наоборот.

— Так, — с раздражением сказал Старый Никколо, обращаясь к остальным Монтана. — Избавимся от этого чудовищного послания.

Он воздел обе руки, предлагая семье Монтана сотворить заклинание, и рухнул. Руки упали на грудь, он соскользнул на колени, лицо стало восковым. Паоло подумал, что дед умер, но тут увидел, что Старый Никколо дышит — неровно, рывками. Элизабет, дядя Лоренцо и тетя Мария бросились к нему.

— Сердечный приступ, — сказал дядя Лоренцо, поворачиваясь к Антонио. — Пусть все творят заклинание. А мы внесем его в дом.

— Беги за доктором, Паоло, — распорядилась Элизабет.

Убегая, Паоло слышал хор голосов, поющих во дворе. Когда он вернулся с доктором, желтые буквы уже исчезли, а Старого Никколо отнесли наверх и уложили в постель. Тетя Франческа, по-прежнему грязная и растрепанная, с выбившимися из прически прядями, которые свисали с одной стороны головы, металась по двору взад-вперед, словно движущаяся гора, плакала и заламывала руки.

— Запрещено творить заклинания! — возопила она при виде Паоло. — Я все остановила.

— И превосходно сделали, — с кислой миной сказал доктор. — Человеку в возрасте Никколо Монтана нечего затевать разборки на улицах. И заставьте вашу тетушку лечь, — обратился он к Паоло. — Следующей свалится она.

Но тетя Франческа согласилась только пройти в зал, где даже сесть отказалась. Она яростно бродила взад-вперед, рыдая над Старым Никколо, оплакивая Тонино, объявляя, что доблесть навсегда покинула Казу Монтана, и извергая ужасные проклятия на головы этих Петрокки. Впрочем, все другие были не намного лучше. Дети плакали от усталости, Элизабет и тетки не находили себе места, переживая за Старого Никколо, а заодно и за тетю Франческу. В Скрипториуме, среди кучи брошенных заклинаний, сидели Антонио и дядья, оцепенев от тревожной неизвестности, а остальные слонялись без дела по Казе, набитой старшими двоюродными, и проклинали этих Петрокки.

Паоло нашел Ринальдо на галерее; в мрачнейшем настроении он стоял там, прислонившись к перилам, хотя было уже темно и, прямо скажем, очень холодно.

— Будь они прокляты, эти Петрокки, — сказал он Паоло. — Теперь нам даже на жизнь себе не заработать, не говоря уже о том, чтобы помочь, если начнется война.

При всем своем горе Паоло был очень польщен, что Ринальдо, видимо, считал его достаточно взрослым, чтобы обсуждать с ним семейные дела. «Да, скверно», — вздохнул он и попытался встать, прислонившись к перилам в такой же изящной позе, как Ринальдо. Но это было нелегко: Паоло явно недоставало роста; тем не менее он прислонился как мог и приготовил доводы, которыми собирался убедить Ринальдо, что Тонино находится в руках вражеского волшебника. Это тоже была задача не из легких. Паоло знал: стоит ему обмолвиться — обронить малейший намек, — что он разговаривал с девчонкой Петрокки, и Ринальдо не станет его слушать, не говоря уже о том, что сам он скорее умрет, чем сознается в таком проступке своему двоюродному брату. Но он знал и другое: если он убедит Ринальдо, Ринальдо освободит Тонино за пять отчаянных минут. Ринальдо — настоящий Монтана.

Пока он раздумывал, Ринальдо сам начал разговор:

— Что нашло на этого олуха Тонино? С какой радости он кинулся читать эту треклятую книжку? Задам же я ему перца, когда вернется!

От холода Паоло пробрала дрожь.

— Тонино всегда читает книги, — Он переменил положение — изящество изяществом, но стоять в такой же позе, как Ринальдо, оказалось очень неудобно — и робко спросил: — Как мы его вернем?

Это было совсем не то, что он предполагал сказать. Он очень на себя рассердился.

— Что тут толковать, — отвечал Ринальдо. — Мы знаем, где он: в Казе Петрокки. А если ему там очень несладко, так сам и виноват.

— Но он не виноват! — запротестовал Паоло. Насколько позволял свет от висевшей во дворе лампы, он видел, что Ринальдо смотрит на него насмешливо-презрительным взглядом. Разговор, казалось, все больше отдалялся от направления, какое он, Паоло, наметил. — Им завладел вражеский волшебник, — сказал он. — Тот самый, о котором говорил Крестоманси.

Ринальдо расхохотался:

— Чепуха на постном масле, Паоло. Наш приятель общался и с Петрокки. Он изобрел своего удобного волшебника, потому что хотел, чтобы мы все работали на Капрону. Большинство наших его байки сразу разгадало.