Рукопись, найденная в Сарагосе

Оглавление

Оно будило во мне упоительное ощущение, которое я не могу тебе описать. Долго слушала я, сидя на скамье, но наконец надо было войти, так как, в сущности, я только за тем и приехала. Я открыла дверь в среднюю комнату и увидела двух высоких и стройных юношей, сидящих за столом, кушающих, пьющих и распевающих от чистого сердца. Одеты они были по-восточному: на головах тюрбаны, грудь и плечи обнажены, у каждого за поясом блестит дорогое оружие. Оба незнакомца, которых я приняла за турок, встали, пододвинули мне кресло, наполнили тарелку и стакан едой и питьем и снова запели под аккомпанемент теорбы, на которой подыгрывали поочередно.

Их непринужденность передалась мне, и я без всяких церемоний приступила к еде, а так как не было воды, выпила вина. После этого мне захотелось попеть вместе с молодыми турками, которые, казалось, были счастливы услышать мой голос. Я затянула испанскую сегидилью; они ответили мне на том же языке. Я спросила, где они выучились по-испански.

– Мы родом из Морей, – ответил мне один из них. – Как моряки, мы легко овладевали языком того порта, в котором останавливались. Но оставим сегидильи. Послушай теперь наши народные песни.

– Что тебе еще сказать, Альфонс? Голос их вел мелодию, проносившую душу по всем оттенкам чувств, а когда волнение доходило до крайнего предела, неожиданные тоны вдруг возвращали сумасбродное веселье. Однако я не дала этим видимостям сбить меня с толку; я внимательно следила за мнимыми мореходами и находила в них необычайное сходство с моими божественными близнецами.

– Вы турки? – спросила я. – Уроженцы Морей?

– Вовсе нет, – ответил тот, который до сих пор не произнес ни слова. – Мы совсем не турки, а греки родом из Спарты и вылупились из одного яйца.

– Из одного яйца?

– Ах, божественная Ревекка, – прервал другой, – как ты можешь так долго нас не узнавать? Я – Поллукс, а это мой брат.

Страх сдавил мне горло. Я вскочила с кресла и забилась в угол комнаты. Мнимые близнецы приняли зеркальный вид, расправили крылья, и я почувствовала, что они поднимают меня на воздух, но, по счастливому вдохновению, произнесла священное слово, известное из всех каббалистов лишь нам с братом. И сейчас же оказалась сброшенной на землю. Из-за этого падения я лишилась чувств, и только твои старания вернули мне их. Внутренний голос убеждает меня, что я не потеряла ничего из того, что должна была сохранить, но я измучена всеми этими необычайными происшествиями. Божественные близнецы! Я не достойна вашей любви. Я родилась для того, чтоб быть обыкновенной смертной.

Этими словами Ревекка закончила свой рассказ, и первой моей мыслью было то, что она с начала до конца просто смеялась надо мной, злоупотребляя моим легковерием. Я довольно поспешно отошел от нее и, начав обдумывать слышанное, сказал себе следующее:

«Эта женщина либо в сговоре с Гомелесами и желает подвергнуть меня испытанию, заставив перейти в мусульманскую веру, либо ради каких-то других целей хочет вырвать у меня тайну моих родственниц. Что же касается последних, то они если не дьяволы, то, конечно, состоят на службе у Гомелесов».

Погруженный в эти размышления, я вдруг увидел, что Ревекка рисует в воздухе круги и другие колдовские фигуры. Через минуту она подошла ко мне и промолвила:

– Я сообщила брату, где я нахожусь, и уверена, что вечером он будет здесь. А мы тем временем поспешим к цыганам, в табор.

Она простодушно взяла меня под руку, и мы явились к старому вожаку, который принял еврейку знаками глубокого уважения. Весь день Ревекка вела себя совершенно непринужденно, казалось, позабыв о тайных науках. Вечером прибыл ее брат, и они вместе удалились, а я пошел спать. Лежа в постели, я некоторое время еще размышлял над рассказом Ревекки, но так как впервые слышал о кабале, об адептах и о небесных знаках, то не мог сделать никакого твердого вывода и заснул в этой неопределенности.

ДЕНЬ ПЯТНАДЦАТЫЙ

Я проснулся довольно рано и в ожидании завтрака пошел пройтись. Издали я заметил каббалиста, который о чем-то горячо спорил с сестрой. Я повернул в сторону, не желая им мешать, но вскоре увидел, что каббалист устремился к табору, а Ревекка поспешно идет ко мне. Я сделал несколько шагов навстречу ей, и мы продолжали прогулку вместе, не обмениваясь ни словом. Наконец прекрасная израильтянка первая нарушила молчание.

– Сеньор Альфонс, я хочу сделать тебе признание, к которому ты не отнесешься безразлично, если моя участь имеет для тебя какое-нибудь значенье. Я раз и навсегда оставляю каббалистические науки. Минувшей ночью я глубоко обдумала это решение. На что мне это ненужное бессмертие, которым мой отец хотел меня наделить? Разве и без этого все мы не бессмертны? Разве не суждено нам соединиться в жилищах праведников? Я хочу прожить эту короткую жизнь не даром, провести ее с настоящим супругом, а не со звездами. Хочу стать матерью, увидеть детей моих детей, а потом, усталая от жизни и сытая ею, заснуть в их объятьях и вознестись на лоно Авраама. Что ты думаешь о моем намерении?

– Одобряю его от всего сердца, – ответил я, – но что говорит об этом твой брат?

– Сперва он пришел в бешенство, – сказала она, – но потом обещал мне сделать то же самое, если будет вынужден отказаться от дочерей Соломона. Он только ждет, когда солнце вступит в созвездие Девы, и после этого примет окончательное решенье. А пока он хотел бы дознаться, что это за оборотни издевались над ним в Вента-Кемаде, назвавшись Эминой и Зибельдой. Он не хотел сам расспрашивать тебя об них, полагая, что ты знаешь не больше его. Но нынче вечером он хочет вызвать Вечного Жида – того самого, которого ты видел у отшельника. Он надеется от него получить кое-какие сведения.