Рыжее знамя упрямства

Оглавление

– Отцепитесь от велика! – еще раз крикнул Словко и удивился, какой тонкий стал у него голос.

– Нехороший мальчик, – сказал скуластый. – Вас там неправильно воспитывают. Иди сюда, мы объясним, как разговаривать со старшими.

– Гы… – подтвердил его слова толстощекий.

И Словко… пошел. Только по пути поднял из травы метровую толстую палку – легкую, сухую. Потому что бежать прочь вот так, сразу, было тошнее тошного…

Страх, конечно был (ого какой!), но он не мешал четким мыслям, и внутри у Словко разматывался быстрой лентой отсчет: "Толстому – тычком вправо и назад, прямо в рожу. Потом перехват в шестую позицию и с маху "гимнасту" по рукам. Пока будут выть и ежиться, схватить велик – и на дорогу. Вдвоем на одном не догонят. Да если и один кинется, еще поглядим, кто быстрее…"

Кажется, они что-то поняли.

– Х-хы… – неуверенно выдохнул толстощекий и сделал шаг назад. Это плохо, теперь в один темп двоих не зацепить… Они оттолкнули Словкин велосипед и с двух сторон шагнули к "скауту" (тот, видать, спятил от страха). Теперь самое время было рвать в завал. Но… Словко сделал палкой веерный разворот. Он называется "закрытая роза", как в романе Гюго "Отверженные". "Если скуластому по коленям, а толстого выпадом ниже брюха…"

– Прямо Шаолинь, – заметил скуластый "гимнаст" и хотел перехватить палку. Словко сделал перевод, замахнулся. Толстощекий заржал. Это ржание как ножом обрезал визгливый вскрик тормозов. На обочине рывком встал синий (родной такой!) жигуленок. Длинный парень с пронзительно зелеными глазами толчком выбросил себя из-за передней дверцы. Из-за машины метнулся Кинтель…

В следующий миг скуластый уже подвывал, потому что парень с зелеными глазами умело выкрутил ему руку. Толстощекий корячился в клевере от подаренного Кинтелем пинка. Кинтель сказал:

– Словко, у тебя проблемы?

– Ве лик мой им понравился, – счастливо выговорил Словко. И опять удивился, что не изумляется чуду – второму за несколько минут. Будто так оно все было предназначено. По закону природы, в которой иногда просыпается справедливость…

– Чё, пошутить нельзя?! – взвыл скуластый, изгибаясь. Зеленоглазый направил его головой в куст шиповника. Рядом стояли уже Корнеич и… вот это да! Сам Сергей Евг… то есть Владимирович Каховский, которого Словко знал в основном по альбомным фото Корнеича, а "наяву" видел только раз, давным-давно.

"Угонщики" на четвереньках добрались до своего велосипеда, рванули на асфальт и с вихляньем, но быстро-быстро поехали от греха подальше. Все проводили их глазами и снова посмотрели на Словко.

"А ведь это Салазкин!" – узнал Словко зеленоглазого парня, друга Кинтеля, который года два-три назад часто бывал в отряде. Вообще-то его звали Саня Денисов, а Салазкиным сперва называл только Кинтель, но потом стали звать так многие.

А Салазкин узнал Словко:

– Не может быть! Это растрепанное существо с исцарапанными ходулями и капитанскими нашивками – барабанщик Словуцкий? Раньше ты был на несколько параметров мельче.

– Отставной барабанщик. Но все равно это я, – с удовольствием признался Словко.

– Поведай нам, отставной барабанщик, какая нелегкая занесла тебя в здешние края и втравила в дорожный конфликт? – задал закономерный вопрос Корнеич.

Словко не стал скрывать ничего. Он таял от ощущения счастливой безопасности, от радостных подарков судьбы. В двух словах рассказал про потерю Рыжика и про то, как решил покатить на поиски. "Надо же было что-то делать, раз обещал…"

– Логичное решение, – серьезно одобрил Каховский. – Одно грустно: шансы для находки микроскопически малы…

– Но ведь нашел же! – объявил Словко. И с тихим ликованьем похлопал себя по карману.

Те, кто видят фонарик

1

Решено было, что Словкин складной "Кондорито" свернут и уложат на крышу жигуленка, на багажник. А самого капитана Словуцкого "засунут" на заднее сиденье между Сергеем Владимировичем и Салазкиным и так доставят в город. Словко радостно согласился. Но сначала надо было обработать его "исцарапанные ходули". Кинтель сказал, что не хватит никакой аптечки, нужно "народное средство".

– У вас там осталась, по-моему, треть бутылки…

– Непедагогично… – заметил Каховский. Не поймешь, с подковыркой или всерьез.

– На сей раз обойдемся без педагогики, – сказал Корнеич. – Салазкин, достань…

Тот вытащил из машину бутылку "Аксаковской", она была в самом деле полной на треть.

– Сядь, – велел Корнеич. Словко сел в открытой двери машины, вытянул наружу ноги. Корнеич плеснул на ладони, решительно провел ими по Словкиной "ходуле". Капитан Словуцкий мужественно взвыл.

– Зато жив останешься, – пообещал Корнеич и ту же операцию проделал с другой ногой. Словко хотел взвыть снова, но вспомнил, как вчера терпел похожую (хотя и не водкой) "обработку" Рыжик, и сцепил зубы.

– Теперь грузись, – разрешил Корнеич. Оказалось, что Кинтель и Салазкин уже приторочили велосипед к багажнику. Словко забрался на заднее сиденье. Слева сел Салазкин, справа Каховский.

Поехали.

– Откройте все окна, а то дух, как в самой пропойной забегаловке. Гаишники остановят, вот будет им радость, сказал Кинтель.

– Ну, не от водителя же дух, – заметил Каховский.

– Вы, Сергей Владимирович, рассуждаете с академической логикой. Как и положено деятелю науки, – глядя из зеркальца, сказал Кинтель. – А у гаишников логика своя. Известно какая…

– Говорят, на Украине президент собирается разогнать свою ГАИ, – вспомнил Салазкин.