Оценить:
|
Рыжее знамя упрямства
- Предыдущая
- 61/113
- Следующая
61
Жил-был Тёма
1
Ночью опять разгулялась гроза. С ливнем. Утром все сверкало под солнцем и было прохладно. Словко шагал мимо луж и смотрел, как он, перевернутый, отражается на фоне густо-синего неба. Настроение было, как говорится, бодрое…
Оно не испортилось даже, когда Словко на остановке узнал, что впереди размыт рельсовый путь и трамваи не ходят. Ну и фиг с ними!
Можно было вернуться домой, за велосипедом, и покатить на своих колесах. Вообще-то существовало правило: на базу на великах не ездить (из соображений дорожной безопасности), но сейчас имелась уважительная причина. Однако известно, что возвращаться – дурная примета.
Словко пошел на автобусную остановку – в пяти кварталах от дома.
Автобус привез Словко к Швейной фабрике (бывшая женская колония заключенных), которая располагалась в километре от Мельничного полуострова. Между полуостровом и фабрикой лежала заболоченная низина. Местами она высохла и покрыта была желтым трескучим тростником, но кое-где зеленели покрытые ряской крохотные озера. Среди них виляла тропинка.
Словко пошел по тропинке, насвистывая, поглядывая на бабочек и запрещая себе рифмовать (потому что уже вертелось в голове: "Улеглось на тростники // небо, словно синий кит…"). Глянул вперед и вдруг заметил среди низкого ольховника оранжевую рубашку. Она двигалась… да, с таким знакомым шевелением щуплых маленьких плеч…
– Рыжик…
Он оглянулся, заулыбался. Подождал.
– А ты чего один гуляешь по болотам? – с чуть заметной командирской озабоченностью сказал Словко. – Почему не с Нессоновыми?
– Я дома ночевал, с бабушкой, она просила… Да ты не думай, Корнеич разрешил. И мама тоже, когда звонила… Бабушке со мной веселее…
– И, небось, колесо крутил, – добродушно догадался Словко.
– Крутил, – охотно признался Рыжик. Он шел впереди, оглядывался и все улыбался.
– Ты все же не ходил бы один, – сказал Словко. – Мало ли что… Какая-нибудь шпана привяжется, форму обдерут, ремень отнимут…
Рыжик не стал спорить.
– Ладно, я не буду… – И вдруг сделался другим: серьезным и будто повзрослевшим. – Словко, можно я спрошу? Про одно… непонятное…
– Спрашивай, конечно! – И толкнулось беспокойство.
– Я про колесо, про большое… Как ты думаешь… может быть, в нем есть что-то особенное? Ну, какая-то сила… Я, когда его покручу, все вокруг делается лучше. И время бежит как-то… веселее… Почему?
"Потому что тебе этого хочется", – чуть не объяснил Словко. И прикусил язык. Сказал другое:
– Рыжик, наверно что-то есть. Это называется "положительная энергетика". Помнишь, как мы старались его установить там? Всем хотелось этого, вот оно и зарядилось… Я читал где-то, что от хороших желаний возникают такие… добрые силы. Вроде излучения…
– Наверно… – кивнул Рыжик и зашевелил на ходу локтями. Словко понял, что он трогает на груди под рубашкой маленькое оловянное колесико…
День этот не оправдал ожиданий. С утра не колыхнулся ни один листик, озеро – как стекло. Не было смысла спускать яхты на воду. Вместо этого занялись латанием корпусов, набивкой стоячего такелажа. Равиль Сегаев с добровольцами всерьез взялся за ремонт "Норда".
Появился Феликс Борисович – как всегда улыбчивый и доброжелательный. Вместе с супругой подошел к Корнеичу.
– Даниил Корнеевич, надо обстоятельно поговорить, – сказала Аида.
"Ну, ясно. Сейчас будет подгребать насчет переписи яхт, – с мрачным ожесточением догадался Корнеич. – Нет уж, голубушка. Через мой труп…"
Но Аида заговорила о другом.
– Сумеете ли вы справиться с гонками до пятнадцатого числа?
– Постараемся. Но я не Господь Бог. Если будут такие штили… Не самим же дуть в паруса.
– Я понимаю. Но все-таки… Вы же знаете, шестнадцатого выезд в лагерь, там встреча разновозрастных отрядов из десяти городов, тоже гонки и соревнования. И обмен опытом, и…
"И прочая болтология для ваших диссертаций", – мысленно добавил Корнеич.
– На пятнадцатое у нас назначен турнир фехтовальщиков. И нужны еще тренировки, ребята давно не держали клинки, – сказал он.
Супруги Толкуновы переглянулись. Феликс развел руками. Аида сообщила:
– Даниил Корнеевич, боюсь, что турнир придется перенести на сентябрь. Или провести в лагере. Дело в том, что пятнадцатого областная конференция по проблемам безнадзорных детей. Наши барабанщики должны там играть на открытии. Они уже предупреждены.
– Что за конференция? – поморщился Корнеич. – Это в разгар-то отпусков…
– Да, потому что проблема назрела…
– Что она, только сегодня назрела? Видать, кто-то спохватился, что куда-то надо ухнуть деньги. Будет создан комитет для выработки состава комиссии по разработке очередной программы для борьбы с беспризорностью. Всем разработчикам назначат зарплаты, как помощникам министров, закупят новые компьютеры, выпишут сановным методистам заграничные командировки – те поедут изучать зарубежный опыт в шведские и немецкие многодетные семьи и "детские деревни"… А школа в Октябрьском, где учатся детдомовцы Московкина, опять останется без ремонта. И беспризорников не станет меньше…
– Ну, Даниил Корнеевич. Вы с вашими крайними взглядами готовы дискредитировать любое позитивное начинание…
– А зачем этому позитивному начинанию наши барабанщики?
– Мы же объяснили! Для торжественного открытия. Они всегда производят такое впечатление!..
– По-моему, команда барабанщиков превратилась в какую-то опереточную труппу для услаждения чиновников. То и дело концертные выступления. "Ах какие милые мальчики! Как трогательно!.."
- Предыдущая
- 61/113
- Следующая