|
Оценить:
|
Журавленок и молнии
- Предыдущая
- 34/92
- Следующая
34
Недавно в старом "Огоньке" Горька наткнулся на цветной портрет мальчишки и вздрогнул. Потом прочитал: "Художник Тропинин. Портрет сына". В сыне художника не было явного сходства с Журкой, но в повороте головы, во взгляде Горька почувствовал что-то очень знакомое. Он вырезал портрет и приколол кнопками в своем уголке над расписанием уроков.
Повесить Журкину фотографию он не решился бы. А так что? Просто картинка.
…Горька откинул одеяло, прошлепал к Журке и сел на краешек тахты.
– Что читаешь?
Журка молча показал титульный лист.
– Интересно? – спросил Горька.
– Ага…
– А почитай вслух.
– Я не по порядку, просто листаю. Тут всякие штурманские наблюдения…
– Ну все равно.
Горьке в самом деле было все равно. Просто хорошо, если они будут сидеть вместе, и Журка для него, для Горьки, станет читать свою мудреную книгу. Хоть про что…
– Давай, – охотно сказал Журка. Они устроились рядышком, привалились к спинке тахты, укрылись одним одеялом, и Журка перевернул страницу.
– …"Двадцать второго числа в полдень по наблюдениям место наше было в широте четыре градуса двадцать шесть минут сорок восемь секунд, в долготе сто пятьдесят градусов ноль-ноль минут восемнадцать секунд; тогда до захождения Солнца дул ровный ветер, а потом стал затихать, и по горизонту сделалось очень облачно; к северу мы видели один раз блеснувшую молнию, а в одиннадцатом часу ночи показался весьма необыкновенный метеор; я сам наверху тогда не был, но вахтенные офицеры сделали ему следующее описание: «В половине одиннадцатого часа к норд-норд-весту приметили большой светлый шар, опускающийся к горизонту, который был виден секунд пять, потом исчез, разлив свет по всему небу…»
Встреча
Школа стояла в Крутом переулке между улицами Парковой и Мира. До Иркиного дома и до Журкиного от школы было три с половиной квартала. Только Иринке в одну сторону, а Журке – в другую.
В школу Журка шел с Горькой, с Митькой Буриным и братьями Лавенковыми. Иринка – со Светой Гарановой и Димой Телегиным. А из школы Иринка и Журка выходили вместе. Шли по Крутому переулку до троллейбусной остановки. Была у Иринки причуда: из школы домой добираться только на троллейбусе. Тут и пешком-то пять минут, но Иринка говорила с капризной ноткой:
– Я так с первого класса привыкла. Трудно тебе что ли проводить?
Журке было нетрудно. К тому же он знал, что у человека могут быть всякие свои привычки и приметы. Например, сам он, шагая по асфальту, старался не наступать на трещины. А если встречался на улице очень большой пес, надо было тихонько свистнуть и посмотреть на него через колечко, сложенное из пальцев. Чтобы не было какой-нибудь неприятности. Конечно, Журка понимал, что все это ерунда. Но, может быть, не совсем ерунда. Может быть, это осталось в крови от далеких предков, которые ходили в шкурах по скалам и ледникам и старались приручить диких животных. Тогда каждая трещинка могла оказаться опасной, а зверя нужно было заранее остановить взглядом. И почему теперь не вспомнить старый обычай, если это нужно для спокойствия души?
Может быть, и у Иринки есть какая-то примета, и троллейбус ей необходим для хорошего настроения…
Никакой приметы насчет троллейбуса у Иринки не было. Просто ей нравилось идти с Журкой. Хотя бы до остановки. В троллейбусе Иринка прилипала носом к заднему стеклу и смотрела, как Журка машет ей портфелем, а потом убегает, прыгая через черные трещины на желтом от солнца асфальте.
Она знала, что Журка сейчас прибежит домой, кинет в угол портфель, торопливо переоденется, проглотит оставленный мамой обед, покормит Федота и тут же опять помчится к ней, к Иринке. Потому что папа хочет закончить картину, пока сентябрь дарит последние летние деньки.
Через дверь Журка выходить не станет, а вылетит из квартиры через окно – на веревке с поясом. Мамы у него дома нет, и никто не будет вздыхать и говорить о глупом риске. Журка перелетит на тополь, съедет по стволу на землю, за несколько минут промчится из конца в конец Парковой улицы – и вот он. Стоит в дверях, весело морщит переносицу.
– Здрасте! Быстро я, да?
– Ну, молодчина! – обрадуется папа. – Давайте начнем. Я тут и без вас кое-что сделал, а теперь – вместе…
Вместе – это хорошо. Казалось бы, что интересного сидеть целый час на подвешенной доске? А на самом деле – весело. Потому что сидишь и о чем угодно разговариваешь. Разные истории рассказываешь. Папа – о том, как смотрел в детстве трофейные фильмы про пиратов и дикаря Тарзана. Иринка – про то, как брат Виктор учил ее стрелять из лука и возил на велосипеде в лес (и как они там один раз надолго заблудились). Журка – про "витязей", про то, как в раннем детстве сочинял стихи и как был канатоходцем в цирке, который ребята устроили у них во дворе, в Картинске (два дня голова гудела, думали, что сотрясение). Он так весело всегда рассказывал! Переносицу сморщит и сам над собой посмеивается…
Но, если даже все молчали, все равно было хорошо. Просто потому, что тут Журка… Иногда, застеснявшись таких мыслей, Иринка говорила капризно:
– Папа, ты нас совсем замучил! Эта доска мне уже в кошмарах снится.
– Ришка, не кокетничай, – добродушно отзывался папа. Она вскакивала.
– Кто кокетничает? Не могу я больше. Все!
– Ну, началось. Характер показываем, – спокойно говорил папа. Журка, ты устал?
– Ни чуточки. И она тоже… Просто у нее сегодня "пфыкательное" настроение.
– Какое, какое?! – взвивалась Иринка. А папа говорил с удовольствием:
– "Пфыкательное"! Прекрасный термин.
Иринка пфыкала и садилась на доску, надув губы. А Журка смеялся. Тогда она тоже начинала смеяться, но сперва говорила Журке:
- Предыдущая
- 34/92
- Следующая
