Журавленок и молнии

Оглавление

Она сидела, втиснувшись за ученический стол и подперев большими кулаками щеки. И как-то непонятно смотрела на Иринку и Журку. Журка вздохнул и опять дзенькнул шпорами. Не шевельнувшись, Вероника Григорьевна сказала:

– Слу-ушайте. Это же… Даже не знаю, как сказать…

– А что? – ревниво спросил из глубины кабинета Горька. Он переживал за Журку.

Вероника Григорьевна мигнула, качнула головой и крепко хлопнула себя по лбу. Коротко засмеялась:

– Вот ведь литератор! Не могу слов подобрать… В общем, вы, по-моему, готовые Золушка и принц. Настоящие.

– Только мы не знаем, что делать на карнавале, – жалобно призналась Иринка.

– Вам не надо быть на карнавале. Вот в этих костюмах не надо.

Журка оторопело уставился на Веронику Григорьевну. Иринка тоже. А Вероника Григорьевна произнесла таинственно и слегка торжественно:

– Друзья мои, я предлагаю вам заговор. Совершенно серьезно…

На темных стеклах искрились от ламп морозные узоры. Будто снаружи прижался к окнам засеребренный лес, в котором когда-то заблудилась Золушка. В словах Вероники Григорьевны была тайна. Горька настороженно шевельнулся в своем углу. Вероника Григорьевна бросила в его сторону быстрый взгляд. Негромко спросила:

– При нем все можно говорить?

– Можно, – разом сказали Журка с Иринкой.

– Тогда так… Начну издалека. Про себя. Я, дорогие мои, не всегда хотела быть учительницей. В молодости, страшно подумать, была у меня сумасшедшая мечта: сделаться писательницей. Да… Поэмы сочиняла, повести, даже роман один. Правда, ничего до конца не дописала, кроме нескольких стихов и одной сказки… Вот об этой сказке и речь. Она про Золушку. И про принца.

Журка с Иринкой переглянулись. Вероника Григорьевна рассмеялась, как на уроке, когда рассказывала забавные истории.

– Вы, наверно, подумали: мало нам Шарля Перро и братьев Гримм! Еще одна появилась… сестрица Гримм! Да?

– Нет, что вы… – пробормотал Журка.

– Вы не думайте, что я просто переписала старую сказку. У меня там все по-другому. И, честно говоря, эту свою "золушку" я до сих пор люблю. И вот сейчас я на вас посмотрела, и появилась у меня нахальная идея: а что, если написать по этой сказке пьесу и поставить у нас в школе спектакль? А?

Журка с Иринкой опять посмотрели друг на друга. Все было так неожиданно. А Вероника Григорьевна, разгораясь "нахальной идеей", продолжала:

– Только к Новому году спектакль не подготовить. Самое близкое – это к весенним каникулам. И надо, чтобы всем был сюрприз. Вот поэтому и не следует принцу и Золушке появляться на карнавале… Ну как, молодые люди? Согласны?

Журка не знал, согласен ли. Никогда он театром не увлекался. А Иринка? Она… она, кажется, была согласна изо всех сил. Она порозовела, опустила глаза, кончиком языка обвела губы и неловко спросила:

– А почему мы?.. Мы же не артисты… У вас же драматический кружок есть…

– Да там же все такие оболтусы, ростом с меня. Восьмой класс и старше! А в сказке у меня Золушка и принц как раз такие, как вы, им по одиннадцать-двенадцать лет… Кстати, у них еще приятель есть такого же возраста – дворцовый шут. Странная личность, начисто лишенная чувства юмора.

– Это намек, что ли? – подал голос Горька.

– Да бог с тобой, Гаврошенька! Почему намек?

– А вчера, когда я стихи рассказывал, вы сказали, что у меня чувства юмора нет.

– Я уже забыла… А вообще-то у шута очень интересная роль… Ну что, добры молодцы, как моя идея?

– А у нас получится? – тихо спросила Иринка.

Вероника Григорьевна серьезно сказала:

– Вы уж мне поверьте, я сразу чувствую. Я же вам сказала: вы настоящие…

Иринка спросила у Журки одними губами:

– Давай?

Он улыбнулся ей:

– Давай… А на карнавал в морских костюмах пойдем. Я тебя семафорить за один вечер научу.

Цветной телевизор

Карнавал получился замечательный. Иринка и Журка пришли одетые юнгами и лихо сигналили флажками новогодние поздравления. Горька читал стихи про бой с королевскими гвардейцами и палил из пистолета. Палил, пожалуй, лучше, чем читал, но ему хлопали и за то, и за другое. Сашка и Вовка Лавенковы изображали Карлсона и Малыша. Сашка для этого затолкал под широкий клетчатый пиджак две подушки и приладил к спине вентилятор с батарейкой, а Вовке ничего особенного и не понадобилось: джинсы, пестрая рубашка – вот он и Малыш. Были еще космонавты, Буратино, Чиполлино, страшный гоголевский Вий, одноногий Сильвер из "Острова сокровищ". Митька Бурин явился в богатырских доспехах, заявил, что он Илья Муромец, и устроил бой с шестиклассником Вовкой Графовым – тот махал крыльями из лохмотьев, пускал изо рта дым и свистел, как настоящий Соловей-разбойник. Битва получилась нешуточная, даже запахло скандалом: из-за дыма, которого набралось больше, чем хотелось бы…

А потом были каникулы – такое снежное, беззаботно летящее время. Катание на лыжах и санках с Маковой горы, ледяная крепость на пустыре, спектакль "Синяя птица" в ТЮЗе, веселые вечера у Иринки, когда вместе с Игорем Дмитриевичем придумывали декорации к Золушке… А если нагулялся и устал, можно включить телевизор – и смотри сколько хочешь. Программа на каникулах была такая, что сиди у экрана хоть с утра до вечера.

Правда, цветного телевизора все еще не было. Отец бодро говорил, что "дело движется" и скоро "все будет о'кей". При этом он смотрел на Журку, словно приглашал порадоваться вместе. Журка отводил глаза и не отвечал. Повисало молчание. У мамы опускались руки, и она смотрела то на Журку, то на отца, словно спрашивала: "Ну сколько же можно быть чужими?" И чтобы она не мучилась, Журка выдавливал что-нибудь такое: