Один триллион долларов

Оглавление

148

Он сел.

– Мистер Фреман, – обратился он к мужчине с конским хвостом, – господа… Извините, что я перебиваю. Мистер Фонтанелли только что высказал соображение насчет дела Клинтона, и мне это соображение кажется важным.

– А именно? – с мрачным взглядом спросил Фреман.

– На него не произвело особого впечатления сообщение об интрижке президента. Он сказал, что, по его мнению, у любого президента младше шестидесяти есть интрижки.

– Да, правильно, – сказал сухой молодой человек, сидящий у проектора.

Маккейн скрестил руки.

– Может, мы переоцениваем действенность нашей истории.

– Хм-м, – нагнулся вперед Фреман, и это движение казалось у него агрессивным, уперся локтями и стал вертеть массивное кольцо с печаткой на пальце. – Все зависит от того, как это сделать, – сказал он, насмотревшись в пустоту перед собой. – Допустим, мы сделаем не обычную разоблачительную историю, а… Да. Мы подберемся к нему с другой стороны. Это даже лучше. Вначале мы дадим кое-чему просочиться – ничего конкретного и доказательного. Для него это должно выглядеть так, что он сможет выйти сухим из воды, если просто будет все отрицать.

– И что потом? – скептически спросил мужчина рядом с ним, грузный чернокожий со шрамом на подбородке.

– Если мы заставим его отрицать интрижку под присягой, – объяснил Фреман со злой улыбкой, – то он нарушит свою присягу. Тогда мы выступим с доказательствами и сломаем ему шею, когда захотим.

– С каких это пор американский президент клянется, что не будет иметь интрижек? – прорычал его сосед.

Фреман презрительно поднял брови.

– Под присягой президент клянется соблюдать законы США. Вы хотите поспорить со мной, является ли ложная присяга нарушением закона?

– Момент! – Маккейн поднял руку. – Я не хочу свержения президента. Я хочу лишь отвлечь его, чтобы он занялся другими делами.

Фреман нетерпеливо кивнул.

– Это ясно. Это мы сделаем. Но я полагаю, не будет лишним, если вы сможете ему позвонить и попросить о той или иной любезности?

* * *

Джон проснулся необычно рано, и когда поднялся на палубу, там пахло дымом. Он посмотрел в небо, оно было затянуто серой, нездоровой, угрожающей пеленой: не облаками, а дымом.

Все тенты на борту были скатаны. Но уже предчувствовалась дневная жара, которая их ожидала.

Он поднялся на верхнюю, солнечную палубу, сел за еще не накрытый стол для завтрака и разглядывал ландшафт, такой великолепный, будто они заново обрели потерянный рай.

Через некоторое время по трапу поднялся Бенино. Он нерадостно улыбнулся, увидев Джона.

– Magandang umaga ро, Ginoong Fontanelli, – сказал он, садясь рядом.

– И вам доброе утро, Ginoong Татад, – ответил Джон. Он указал на пустой стол: – Вы что-нибудь замечаете?

– Он не накрыт.

– Для этого еще рано. Я о другом.

Филиппинец уставился на столешницу, отчаянно ища ответ.

– Он серый, – подсказал Джон. – А должен быть белый. – Он провел ладонью по столу и показал ему. Ладонь почернела. – Сажа от лесных пожаров в Индонезии.

Бенино посмотрел на его руку, потом на след, оставленный на деревянной, со специальным покрытием, столешнице.

– Это ужасно, – сказал он наконец.

– Да? Кажется, положение обостряется. – Джон достал из кармана платок и вытер руку. – Я, кстати, собирался сегодня еще раз съездить на остров и поговорить с людьми в деревне. Кое-что так и осталось для меня неясным.

33

Весть о том, что снова приехали люди, которые застукали Педро и Франциско за динамитным ловом и не заявили на них, молниеносно облетела деревню, и что они раздают десятидолларовые банкноты, настоящие американские доллары, тоже не долго продержалось в тайне. Вскоре гости сидели в окружении всех тех, кто сегодня не вышел в море – кто из-за отсутствия лодки, кто оттого, что больше не годился для работы рыбака, – и расспрашивали о разном, о деревне, есть ли телефон, где покупают продукты, которые не выращивают или не добывают сами, и где продают свою рыбу. Они рассказали им о Туайе и тамошнем рынке, где они покупают рис и кокосовое масло, о скупщике рыбы с его холодильником и что в Туайе есть не только телефон, но и настоящая почта, а еще есть правление, доктор и церковь.

– Спросите их, кто продает им динамит, – сказал Джон Бенино.

Внезапно улыбки застыли на их лицах, глаза спрятались, один пошел прочь, не дожидаясь долларов. Джону и перевода не потребовалось, чтобы понять, что это вопрос нежелательный.

– Скажите, что мы их не выдадим. Что мы не имеем никакого отношения к полиции.

– Это я им уже говорил, – ответил Бенино.

Джон сжал губы и раздумывал.

– Понимаете, Бенино, должен быть кто-то, получающий от всего происходящего выгоду. Должен быть кто-то, заинтересованный в том, чтобы все оставалось как есть. И должен быть кто-то, заботящийся о том, чтобы все оставалось как есть. Я хочу лишь понять, кто это, и больше ничего. Мы здесь находимся на самом краю паутины, и я хочу только найти паука. Скажите им это. – Он свернул пачку долларов и у всех на виду сунул их в карман. – Скажите им также, что мы уедем в другую деревню, если не узнаем здесь то, что хотим.

Это постепенно развязало им языки. Динамит им продает скупщик рыбы. Он же продает им бензин – для лодок с маленьким мотором, чтобы они могли выезжать подальше в море, где еще есть рыба. Бензин на один выезд стоит пять песо, но этих пяти песо у них нет. Скупщик дает им взаймы, но вернуть ему они должны уже восемь песо.

– Ничего себе, – сказал Джон. – Ссуда под шестьдесят процентов.