Око Марены

• Предыдущая
• 41/111
• Следующая

Пеши же ратники с Переяславля-Залесскаго, да с Суздаля, да со Стародуба, да с Юрьева-Польскаго ничтоже успеша, но падоша мертви аки снопы, аки свиньи закланы быша. А коих в полон взяша, то милостливый князь Константине повелеша их в закупах держати три лета, после же волю пожаловать, ибо ведал он, что не по своей воле они на землю Резанскаю приидеша, но по повелению жестокосерднаго князя Ярослава. Сам же Ярослав утек, аки заяц быстраногий, и воев с им десятка два. Брати же его полегли вси.

Зимой 1217 года произошло, пожалуй, самое первое крупное вооруженное столкновение между Рязанским и Владимиро-Суздальским княжествами. Зная злобный и властный характер князя Ярослава Всеволодовича, нам легко поверить Владимиро-Пименовской летописи, которая утверждает, что были послы от рязанского князя с мирными предложениями. Но Ярослав не захотел прислушаться к голосу разума, будучи убежденным в легкой победе своего войска. Действительно, рязанцы всегда уступали владимирским полкам, если не считать эпизодического случая с городком Москвой, которую спалил рязанский князь Глеб Ростиславович. Но это был лишь единичный эпизод, к тому же было бы смешно гордиться взятием какого-то захудалого городишка, который, по причине своей малости и убогости, даже не имел собственного князя. Есть предположение некоторых молодых историков, в частности доктора наук В. Н. Мездрика, видящего в неуступчивости Ярослава сильный психологический мотив. Дескать, ему не давало покоя недавнее поражение от войск старшего брата под Липицей, и именно поэтому он не хотел упустить возможность реабилитировать свое имя полководца, а также одержать реванш, пусть не над ростовским, так хотя бы над рязанским Константином. Думается, что эта гипотеза выглядит слишком надуманной. Скорее всего, его неуступчивость была порождена более приземленными меркантильными интересами. Душевная доброта никогда не входила в перечень добродетелей этого злобного и властного князя. Так что он явно рассчитывал на какую-то часть рязанских земель. И вот тут-то, под Коломной, впервые сказалось превосходство пешего строя, который стоял насмерть против значительно превосходящих его количественно ополченцев Ярослава. Рязанцам удалось добиться того, чтобы все силы владимирских князей увязли в бесплодных атаках, после чего в действие вступил конный резерв Константина, укрытый за воротами Коломны. Именно он нанес в решающий момент неожиданный и мощный удар в спину дружине Ярослава… Трудно сказать, что было бы, если бы вся четверка Всеволодовичей вернулась бы домой живыми. Скорее всего, это изрядно отрезвило бы их, заставив напрочь отказаться от захватнических целей. Кроме того, нет никаких сомнений, что именно смерть сразу троих родных братьев настолько сильно потрясла старшего – Константина, – что весьма ухудшило состояние его и без того не очень крепкого здоровья и приблизила его кончину, наступившую в августе этого же года. Разумеется, гибель братьев и он навряд ли простил Рязани, но действовал бы совершенно иначе. Однако вышло так, что из четверых вернулся лишь один Ярослав – и тот серьезно раненный. И когда к власти пришел более энергичный и воинственный Юрий, который был всегда заодно со своим братом Ярославом, война с Рязанским княжеством представлялась делом неизбежным и однозначным. Вопрос был только во времени…

Глава 7
Чудесный дар

Я тебя отвоюю у всех земель, у всех небес,

Оттого что лес – моя колыбель, и могила – лес,

Оттого что я на земле стою – лишь одной ногой,

Оттого что я тебе спою – как никто другой.

Р. Ивнев

Лес, в который зашел Любим, был не просто старым, а очень старым. На каждом шагу, рядом с молодой жизнью свежих порослей, стояли деревья, приговоренные к смерти. Те, которые попросту валялись, будучи окончательно сгнившими, за последние дни почти исчезли – ратникам на ночные костры потребовалось их изрядно. Но тут и там еще стояли черные лесные великаны – погибшие, но продолжавшие последним предсмертным усилием воли стоять на ногах. Подножие каждого титана густо обленил поседевший от выбеленного морозца мох, напоминая огромный венок из грустных ландышей, в изобилии сложенных у диковинного надгробья.

Но вглубь Любим не пошел. Та же неведомая сила, которая завлекла его в лес, теперь неудержимо манила его к небольшой березке, печально склонившейся своими длинными ветвями почти до самой земли. Почему именно к ней – ратник и сам не знал. Просто надо было ему именно туда, и все.

Любиму даже не понадобилось раздвигать густые ветви, чтобы добраться до ствола. Они сами пропустили воина под уютный покров и вновь сомкнулись за ним, отгораживая березовского парня от окружающего мира. И странное дело – не было уже на ее ветвях листьев, но все, что осталось по ту сторону за этим природным шатром, как-то поблекло и резко отдалилось в далекие дали.

«А ты молодец, что не испужался», – поощрил его неведомый голос, когда он осторожно коснулся рукой ствола.

– Ты кто? – ошеломленно спросил Любим. Вообще-то бабушка всегда рекомендовала ему в таких случаях осенять себя крестом и рассказывала много-много всяческих уловок, дабы расстроить козни лешего и прочих лесных обывателей. Однако ни одной из них ратник даже и не подумал воспользоваться, ибо все они были очень конкретны, то есть направлены индивидуально против непосредственно какой-то одной из нечисти, а Любим так толком и не разобрался – кто перед ним?

Ему было до жути страшно и в то же время до одури интересно. Последнее чувство, благодаря уютно горевшему невдалеке костру, пока пересиливало. К тому же сам голос был очень молодой, и веяло от него добротой, спокойствием и даже каким-то озорством.

• Предыдущая
• 41/111
• Следующая