Лихорадка грез

Оглавление

100

– Вот черт! Черт, черт, черт!

Я знала, где я была.

В Зале Всех Дорог.

Глава 31

Я понятия не имела, сколько просидела.

Мне казалось невозможным измерить время в этом месте.

Я сидела посреди Зала Всех Дорог (с подобранными ногами, глядя на золотой пол, потому что если я начинала оглядываться, то чувствовала себя маленькой и у меня кружилась голова), пытаясь критически оценить ситуацию.

Проблема: где-то там, в реальном мире, в моей гостиной в Эшфорде, штат Джорджия, ГМ до сих пор удерживает моих родителей.

Я представляла, как сильно он был взбешен.

Моей вины в этом не было. Именно он настоял на том, чтобы я показала ему камни. Я его предупреждала. Но винить себя было неуместно, как неуместно было и находиться в этом бескрайнем и равнодушном месте, откуда берут начало все возможные дороги.

У него до сих пор были мои родители. Вот что являлось существенным.

Надеюсь, Бэрронс прямо сейчас мчится через перенастроенное Зеркало в его кабинете, а его приятели прорываются через зеркало на ЛаРю, 1247. Надеюсь, этот скользкий розовый туннель, который слишком уж напоминал мне некоторую часть женской анатомии, чтобы мне было в нем комфортно, до сих пор был невредим, и я всего лишь была изгнана его родовыми схватками, и надеюсь, что через несколько мгновений мои родители окажутся в безопасности.

На мой вкус было слишком много «надеюсь».

Неважно. Я была эффективно нейтрализована. Вырвана из числового множества и заброшена в квантовый зал с переменными величинами, ни одна из которых не могла быть вычислена с помощью единственного уравнения, которое я понимала и которое меня волновало.

Вокруг меня были миллиарды зеркал. Миллиарды порталов. А я-то переживала, выбирая между пятнадцатью оттенками розового!

Через некоторое время я взглянула на часы. Они замерли на 13:14.

Я выскользнула из плаща и начала раздеваться, засунув мешочек с камнями за пояс. В Зале было слишком тепло для всех этих надетых на меня слоев одежды. Я стянула свитер и вязаную кофту с длинными рукавами, завязала их вокруг талии, потом снова надела плащ.

Я устроила инвентаризацию предметов, которые были при мне.

Один нож – древний шотландский кинжал – о котором ГМ не знал, утащенный из раздела «Сувениры» книжного магазина Бэрронса, прикрепленный к моему левому предплечью.

Одна баночка из-под детского питания с извивающейся плотью Невидимого в левом кармане.

Два раздавленных протеиновых батончика, засунутых во внутренний карман.

Один МакНимб, застегнутый под подбородком ремнем.

Один мобильник.

Я провела инвентаризацию того, чего у меня не было.

Нет ни батареек, ни фонариков.

Нет воды.

Нет копья.

Здесь я остановилась. Это было плохо само по себе.

Я вытащила из заднего кармана сотовый и набрала номер Бэрронса. Я так привыкла к его неуязвимости, что ждала, что он зазвонит, а когда он этого не сделал, у меня был шок. Даже если у его сотового оператора были зоны отсутствия приема, и если он не заработает где-нибудь снова, я могла понять, почему он не действовал здесь. Даже если бы у меня было имя В’лейна, я сомневалась, что и оно сработало бы в этом месте.

Даже мой собственный разум тут не функционировал. Чем дольше я сидела, тем чуднее себя чувствовала.

Зал был не только местом слияния бесчисленных проходов в альтернативные места и времена. Множество порталов заставляли Зал жить и дышать, наступать и отступать. Зал был самим временем. Он был юным и древним, прошлым, настоящим и будущим одновременно.

BB&B излучал ощущение искаженного пространства из-за скрытого в кабинете Бэрронса одного-единственного Зеркала.

Эти миллиарды зеркал, открывающиеся прямо в зал, создавали растущий в геометрической прогрессии эффект, одновременно пространственный и временной. Время здесь было не прямолинейным, оно было… Мой разум не мог на нем сосредоточиться, но я была его частью, и я совершенно не могла с этим разобраться. Я не имела значения. Я была неотъемлемой частью. Я была ребенком. Я была высохшей старухой. Я была смертью. Я была истоком созидания. Я была Залом, а Зал был мной. Казалось, что малюсенькая часть меня изливается кровью в каждую дверь.

Двойственность – не то слово, чтобы описать это. Как и само место, я была всем возможным. Самое ужасное чувство из когда-либо мной испытанных.

Я попробовала набрать ЕНММД.

Нет сети.

Долгое время я смотрела на ЕТУ.

Риодан говорил, что сам меня убьет, если я воспользуюсь им без нужды.

Моей первой мыслью было: хотелось бы мне увидеть, как он сюда попадет и попытается это сделать. Второй мыслью было то, что я не хотела бы это выяснять, потому что тогда он тоже будет здесь и вполне вероятно убьет меня.

Я не могла даже представить убедительный аргумент в пользу того, что я умираю. Мне могло не нравиться текущее положение дел, но бесспорно, я была совершенно здорова, и моей жизни напрямую ничего не угрожало. Хотя мне казалось, что я все больше… запутываюсь.

Воспоминания моего детства начали метаться в моей голове, они казались слишком яркими и волнующими для обычных воспоминаний.

Я легонько перепрыгивала через них, пока не обнаруживала то, что мне понравилось.

Мой десятый день рождения: мама с папой приготовили для меня вечеринку-сюрприз.

Стоило мне сосредоточиться на нем, как оно разрослось со всем драматизмом. Там были мои друзья, они смеялись и держали подарки, настоящие, такие настоящие, ждали, когда я присоединюсь к ним в столовой, там, где они смогут съесть торт и мороженое. Я видела, как все происходило, прямо здесь на расплавленном золоте пола, там, внизу, куда я смотрела. Я провела пальцами по видению. Золото покрылось рябью под кончиками моих пальцев. Я трогала стол в нашей столовой, почти погружаясь внутрь, проскальзывая внутрь моего десятилетнего тела в кресле, смеясь над чем-то, что мне говорила Алина.