Куда исчез Филимор? Тридцать восемь ответов на заг

Оглавление

- Как странно, мне кажется, я знаю и теряю тебя всю жизнь... И как будто всю жизнь я провел в этом терминале.

Арт смотрел на ангела, ангел смотрел на Арта.

"Ничего невозможно изменить. Или поздно менять. Можно только превратиться в Ангела, - думал ангел. - Но теперь я всегда буду с тобой".

СВЕТЛАНА ДИЛЬДИНА

МОЖЕШЬ НИЧЕГО НЕ БОЯТЬСЯ

- Всегда знала, что ты слабак! - Она шагала целеустремленно, туфельки так и мелькали, совсем недавно лаково-блестящие, а сейчас густо покрытые пылью. Бант в волосах подпрыгивал, огромный, розовый, будто собирался взлететь и в последний миг передумывал, вновь опускаясь на макушку.

- Мы заблудимся...

- Мы уже заблудились! - возражений она не слушала.

Я плелся сзади, мечтая, чтобы она наконец устала и остановилась. Если сидеть на тропе, нас рано или поздно найдут. Лучше бы рано... Каждый раз, поглядывая на небо, я боялся увидеть его потемневшим. В тысячный раз давал себе слово быть хорошим, съедать пенки от молока и даже вернуть садовнику моток бечевки, который стянул, чтобы сделать воздушного змея.

Моя подруга и провожатая смотрела только вперед.

Так далеко в лес мы ни разу не забирались.

- Я тебя брошу, честное слово, брошу, - донеслось из-за ствола бука. Пока я оглядывался по сторонам, она уже свернула в сторону - по еле заметной тропинке, протоптанной скорее не человеком, а лесным зверьем. И остановилась, дожидаясь, глядя на мой страх с жарким презрением.

Звали ее Марта, и ей исполнилось десять лет - а мне, получается, девять.

То было лето персиков - огромные, бархатисто-оранжевые, они висели на ветках, лежали горкой на блюде в центре стола, на подоконнике и в корзине у торговки. Их сияюще-сладким соком были испачканы наши руки, губы, щеки и даже уши.

Мы жили в огромном доме посреди луга - две семьи; два крыльца с разных сторон и общий чердак. Когда-то стенка делила его на две части, но во времена наших дедушек кто-то сломал непрочную преграду, а может, дерево прогнило само. Так или иначе, теперь на чердаке лежал общий хлам, и, как утверждала Марта, жили общие привидения.

Я боялся подниматься туда: родители рассказывали, что под самой крышей сидит страшная ведьма, которая ест непослушных детей. По вечерам она выходит из дома и бродит вокруг, хватая всех зазевавшихся. А днем спит вполглаза и слышит все, что происходит вокруг.

Марту родители тоже пугали, только не ведьмой. В сознании моей подружки рассказанные взрослыми страшилки принимали причудливые формы, в которых было что-то от плодовых деревьев с зубами, что-то от хищных птиц, а еще больше неясного, вроде солнечного зайчика на стене - для слепого. Фантазии Марты внушали мне ужас куда больший, чем собственные, и я ненавидел разговоры о них. А Марта любила рассказывать, ей доставляло удовольствие видеть, что другой напуган еще больше, чем она сама.

Родители наши не то что дружили, но соседями были добрыми. Летними вечерами любили пить чай в саду, вести неспешные разговоры. Это время осталось в памяти как самое счастливое - на нас с Мартой попросту не обращали внимания, целый час, а то и больше мы были предоставлены сами себе.

Связанные в пучок соломенные волосы, блеклое лицо и узкие, острые ногти - такой была мать моей подружки. Отца ее помню хуже, в мыслях являются только его бесчисленные костюмы и галстуки - однотонные, полосатые, в мелкую и крупную клетку. Костюмы - или же галстуки? - ходили по лестницам, разговаривали, водили машину и давали указания по дому.

Тогда был июль.

Голоса старших растворялись в неподвижном, сладко пахнущем воздухе, как варенье в чае. Мы с подружкой сидели подле живой изгороди, стены из глянцевых острых листьев и мелких белых цветов. На лист запрыгнул кузнечик, закачался на шаткой опоре и только собрался покинуть ее, как очутился в кулачке Марты.

- Смотри! - прошептала она, чуть разжимая пальцы. - Он светится!

Я ничего не видел, но сразу поверил.

- Он живет на луне. - Марта мизинцем погладила пеструю спинку. - Видишь, будто искорки белые? Это лунная пыль.

- Что же он ест на луне?

Вид у кузнечика был обреченный.

- Нектар огромных цветов.

- Такой маленький? Как же он ухитряется?

Каждый раз, когда я позволял себе усомниться во всеведении подружки, она сердилась.

- Он специально стал маленьким, чтобы не поломать нашу изгородь. Если я попрошу, вырастет очень большим! Я привяжу тебя к спине кузнечика, он допрыгнет до луны и оставит тебя там, - отрезала Марта.

Моего раскаяния оказалось достаточно - пленник был отпущен на волю и мгновенно ретировался. Я с сожалением проводил его взглядом: оказаться среди сияющей лунной пыли было бы жутковато, но так заманчиво!

Марта уже забыла про кузнечика.

- А это знаешь что такое?

- Суслик. То есть его нора. - Я равнодушно склонился над круглым глубоким провалом в земле. - Только там давно никто не живет, садовник говорит, выгнал его...

- Враки! Этот ход ведет в подземную страну. Суслик остался в этой стране - зачем ему глупые люди, которые хотят разорить его дом? А там, внизу, вечное лето и радуги в небе.

- Откуда ты знаешь? Тебе туда не пролезть!

- Я там гостила, когда только родилась. Тогда я была очень маленькой, меньше ладони, но все помню... - Марта мечтательно прикрыла веки и продолжала таинственно: - Поначалу ход - простая пещера, совсем темная и тесная. Но если не испугаешься, попадешь в сад, где растут разные цветы и деревья. Многие из них разговаривают. Персики там тоже есть, - прибавила Марта, поглядев на меня, держащего косточку за щекой. - Они жалуются на садовника - зачем тот убивает гусениц? В подземной стране на гусеницах ездят, а потом, когда из них вырастают бабочки, все летают, - представляешь, как быстро?