Куда исчез Филимор? Тридцать восемь ответов на заг

Оглавление

Если прохожий велся на этот абсурд, вставал на куб и называл какое-то случайное число, фотограф брал его в оборот:

- А теперь отойдем от эпицентра на два метра и проверим, как здесь... По идее, должно уже стать ближе к пятидесяти шести...

Если же попадался скептик, то и тогда фотограф отпускал его не сразу:

- Но вы же, наверное, слышали об открытии субъективности натурального счета? Нет?! Это же Нобелевская премия в области арифметики! Вы знаете, к примеру, что у собак нет цифры три? Да, а у лошадей есть две цифры восемь: одна западная, другая восточная. У кошек - все цифры, как и у людей, но черно-белые...

В общем, там было что фотографировать.

Выставка "Математическая аномалия" проводилась в Доме художника. В день открытия (оно было назначено на 16.00) у фотографа в мастерской веселилась компания друзей. Собрались еще около полудня. За вином и разговорами засиделись и из дома вышли в самый последний момент. Пора уже было спешить в Дом художника. На крыльце фотограф вдруг вспомнил, что не взял какой-то журнал, который он обещал подарить кому-то на выставке. Сказав, что вернется через минуту, он исчез в дверях мастерской. Прошло пять минут. Десять минут... Друзья стали с недоумением поглядывать на окна.

- Ну что он там копается? Найти, что ли, не может? Опоздаем ведь! - забеспокоился один из друзей. - Пойду потороплю его...

Съемки этой сцены производила в автоматическом режиме скрытая камера, установленная над крыльцом. Не то чтобы фотограф рассчитывал сейчас на какой-то особенно богатый улов удивленных лиц. Просто это были его друзья, и ему хотелось, шутки ради, испробовать их в качестве моделей. Но вот один из друзей, тот самый, кстати, что когда-то принес ему обезьянку, возвращается сейчас за ним в мастерскую. Фотографа он там не найдет! А лицо его при этом уж скорее всего попадет в поле зрения хотя бы одной из двух камер, установленных здесь, в помещении. И вот тут уже, чем черт не шутит, могут получиться по-настоящему интересные кадры. Еще бы не удивительно: все окна заперты изнутри, другого выхода из мастерской нет... Куда же подевался хозяин? Фотограф, спрятавшийся в шкафу для одежды, едва не выдал себя: чертовски трудно было сдержать смех! Вообще, он предполагал, что рано или поздно друг заглянет в шкаф. Тут он и сделает свой кульминационный снимок - лицо друга, который только что открыл шкаф и обнаружил, что... А впрочем... Ну и что в этом такого? Ну, найдет друг его в шкафу. Много ли будет удивления на его лице? Только сейчас фотограф с огорчением осознал, что удивления будет мало. Собственно, ведь понятно - кроме шкафа тут больше деваться некуда. Открывая дверцы шкафа, друг уже будет знать, что он - тут. И на лице его вместо удивления будет написано: "Шутник доморощенный, ты не забыл, что на свою собственную выставку опаздываешь?" Вот если бы... Если бы друг распахнул дверцы, а шкаф оказался пуст! Вот это была бы мимика! Вот это было бы кадр! Так, пожалуй, мог бы выйти лучший снимок из всех, что он сделал в своей жизни...

Судя по звуку шагов, друг направился наконец к шкафу. Исчезнуть бы сейчас как-нибудь! Сделаться невидимкой... Или во что-нибудь превратиться... Например, в пиджак, висящий на вешалке!

В глубине души, там, где ил, черепахи и щупальца, приоткрылись створки маленькой раковины. Спавшая там до поры до времени жемчужина услышала зов. Сначала медленно, а потом все быстрее и быстрее стала она подниматься к поверхности - туда, где сияло сознание. Жемчужина веры в возможность волшебства, - чем ближе к уровню сознания она поднималась, тем крупнее становилась в размерах. Величиной с теннисный шарик, с яблоко, с футбольный мяч... Когда эта штука выскочила на поверхность и закачалась на волнах, она уже больше всего походила на колючую морскую мину. Еще мгновение - и в сознании фотографа раздался взрыв.

С грохотом растворились дверцы шкафа.

Друг заглянул внутрь. Никого. Только пиджак на вешалке.

Пиджак посмотрел на друга. Да, физиономия - что надо! Удивление бьет через край, это просто необходимо сфотографировать! Камера в нагрудном кармане... Вот только рукава не слушаются...

Другу показалось, что пиджак пошевелился. Нет, не показалось. Действительно, покачивается на вешалке, очевидно, от сквозняка... Но где же, в конце концов, фотограф?!

Рукава не слушались его. Кроме того, из головы как-то уже почти вылетело - чего, собственно, он хотел от своих рукавов? Совсем вылетело. Только не из головы, ведь у пиджака ее нет. Тогда откуда же? Откуда ж? Откуда? Откуд? Отку? Отк? От? О? О О О о о о . . .

Мысли улетели, слова убежали, чувства ушли. Лишь любимое чувство удивления задержалось еще на некоторое время в пустом пиджаке.

Друг захлопнул дверцы шкафа. На одной из них с внутренней стороны было зеркало, и в нем пиджак увидел свое отражение. Это было удивительно. В зеркале отражался удивленный пиджак. Человек, который раньше тут жил, непременно сфотографировал бы это отражение. Тот человек любил фотографировать удивленных. Больше всего на свете.

ЛЕНЯ КОРНЕЕВ

ТОРТ

Лекстер подходит к столу, садится в старенькое глубокое кресло, закуривает. На столе стоит широкая чаша с песком, в который наполовину закопан круглый прозрачный сосуд. Наверное, очень горячий, потому что красно-оранжевого свечения хватает, чтобы рассеять вечерний комнатный сумрак. Лекстер берет со стола потрепанную книгу, листает рассеянно, разглядывает испещренные записями поля. На каждой странице встречаются даты, оставленные чернильной ручкой: 1943... 1958... 1998. Он пролистывает почти до конца и останавливается на знакомом абзаце: