Путь тени

• Предыдущая
• 18/175
• Следующая

Змея, подумал Солон. Разрушает то, что обязана всячески укреплять. Убивает в сыне уверенность.

Логан взглянул на Таллана и Брэна. Тем было так неловко наблюдать сцену Логанова унижения, что они не знали, куда девать глаза. Логан весь съежился, сокращаясь в размерах.

Надо что-нибудь предпринять, решил Солон.

— Лорд Джайр! — воскликнул он, вставая и привлекая к себе всеобщее внимание. — Прошу прощения. Я вовсе не хотел злоупотреблять вашим гостеприимством, тем более вносить в вашу семью раздоры. Признаю, я забылся и заговорил с вашей матушкой слишком прямо. Мне не всегда удается… выбрать правильный тон в беседах с чувствительными сенарийцами. Леди Джайр, прошу извинить меня, если я поневоле нанес оскорбление вам или вашему лорду. Лорд Джайр, еще раз простите. Видимо, мои речи показались вам дерзкими. Я, разумеется, покину ваш дом, если только вы пожелаете.

Последние слова он особенно выделил. Логан расправил плечи.

— Не пожелаю.

— Милорд? — Солон притворился растерянным.

— В этом доме все только и делают, что выбирают подобающий тон, однако правильно поступают не часто, лорд Тофьюсин, — сказал Логан. — Вы ничем меня не оскорбили. Я хотел бы, чтобы вы остались. Уверен, и моя матушка постарается вести себя так, чтобы вам было здесь уютно.

— Логан Джайр, ты не посмеешь… — начала было Катринна Джайр.

— Стража! — громко произнес Логан, перебивая мать. — Леди Джайр очень взволнована и переутомлена. Проводите ее к покоям. Одного из вас прошу остаться у ее дверей до утра на случай, если ей что-либо понадобится. Утром встретимся в столовой.

Солон торжествовал. Логан, не дав матери договорить, отправил ее прочь и велел стражнику охранять ее до завтра.

«Еще чуть-чуть, и мальчик станет грозным и категоричным взрослым мужчиной, — подумал Солон. — Станет? — переспросил он у самого себя. — Грозности в нем достаточно и сейчас. А я только что приковал себя к нему».

Мысль его встревожила. Еще полчаса назад Солон не знал, останется ли. И собирался недельку-другую не принимать твердых решений. А тут вдруг взял и связал себя с Логаном невидимыми узами.

Знал ли Дориан, что все сложится именно так? В случайные совпадения он не верил. Солон же придерживался на сей счет иного мнения. Но, так или иначе, он теперь зависел от Логана, отчего чувствовал напряжение в шее, как раб, которому надели не по размеру маленький ошейник.

Отменную трапезу окончили в тишине. Потом Солон с позволения лорда отправился на ближайший постоялый двор, где подавали сетское вино.

10

Ей изуродовали лицо. Как-то раз Азот видел человека, которого лягнула копытом лошадь. Хрипя и истекая кровью, он умер на усыпанной собственными зубами земле. Лицо Куклы пострадало сильнее.

Азот отвернулся, Дарзо схватил его за волосы и повернул назад:

— Гляди же, черт тебя дери, гляди! Вот что ты наделал, вот чем оборачивается нерешительность. Если я говорю «убей», значит, ты идешь и убиваешь. Не завтра, не через пять дней. А сию секунду. Без раздумий. Без сомнений. Ты должен повиноваться. Понимаешь, о чем я толкую? Я знаю, что делаю. А ты не знаешь ни черта. Ты — пустое место. Вот кто. Ты — слабость. Ты — грязь. Ты — кровь, что течет из носа этой малышки.

Из груди Азота вырвалось рыдание. Он дернулся и вновь попытался отвернуться, однако хватка Дарзо была железной.

— Нет уж! Смотри! Вот что ты наделал. Она страдает из-за тебя. Ты проиграл! Всему виной твоя бездеятельность! Бездеятельности на все плевать. Она все равно что смерть. И становится смертью не через пять дней, а с самого начала. Понимаешь?

Азота начало рвать. Дарзо и теперь не отпускал его, лишь повернул его голову так, чтобы рвота не попадала на Куклу, а разжал пальцы только тогда, когда блевоты больше не было. Азот, не вытирая губ, опять взглянул на Куклу. Каждый вздох давался ей с трудом. Кровь волнами текла из ее носа, пропитывала простыни, капала на пол. Несчастная была обречена на гибель.

Азот смотрел на нее до тех пор, пока лицо не исчезло, не превратилось в одно неровное рваное пятно, заменившее собой некогда кукольные черты. Вот куски кровавой плоти раскалились перед его глазами добела и стали вплавляться ему в память, обжигая мозг. Теперь он не издавал ни звука, позволяя плодам своей нерешительности подробно запечатлеться в воображении. Картинка грозила навек остаться в точности такой, каким было испещренное глубокими ранами лицо Куклы.

Дарзо не произносил ни слова. Он больше не имел значения. Самого Азота будто тоже не стало. Мир сократился до истекающей кровью маленькой девочки на алых простынях. В Азоте вдруг что-то разрушилось, и стало трудно дышать. Какой-то частью сознания он возликовал, обрадовавшись, что раздавлен, что стал ничтожеством и обречен на вечное презрение. Ничего другого слабаки не заслуживают.

Внезапно все прекратилось. Азот моргнул и осознал, что в его глазах нет слез. Нет, сдаваться рановато. Внутренний голос шептал ему, что не все потеряно. Азот повернулся к Дарзо:

— Если спасете ее, я ваш раб. На всю жизнь.

— Неужели ты не понимаешь, мальчик? Ты проиграл. А она умирает. Ты не в силах ей помочь. Она теперь ни на что не годна. Бездомная девчонка стоит ровно столько, сколько ей платят за торговлю телом. Спасать жизнь этой крохи — жестокость. Она не скажет тебе спасибо.

— Как только я убью его, разыщу вас, — сказал Азот.

— Ты уже проиграл.

— Вы дали мне неделю. Прошло всего пять дней.

Дарзо покачал головой:

— Ночные ангелы! Впрочем, поступай, как знаешь. Однако учти: если явишься без доказательств, тебе не жить.

• Предыдущая
• 18/175
• Следующая