Девочка и мертвецы

Оглавление

— Хорошее средство для устранения неприятных запахов, — сказал Федя, принюхиваясь.

Ионыч уставился на него.

— Из унитаза пахнет цитрусом, — объяснил сокольничий. Зашел в ватерклозет, взял с полки банку с чистящим средством. — Надо бы название запомнить. Хорошее, похоже, средство. — Сунул средство в карман. — Потом перепишу название.

— Не смейте обижать Катю! — закричал Марик, поднимаясь. Руки его повисли как мокрые ветошки. Но Марик твердо решил, что сможет забрать у Ионыча свой пистолет и застрелит его. Он даже успел в деталях это представить. Сделал шаг. Сокольничий отшатнулся, прижался спиной к полке, уронив на пол стаканчик с зубными щетками, испуганно моргнул.

Ионыч обернулся.

— Не трожьте ее… — Марик сделал еще один шаг. — Не имеете права! Я вас…

Ионыч захохотал. Пихнул Марика ногой в живот: мальчишка повалился на тахту. Кровь брызнула на простыню.

— Ну-с? — Ионыч навис над хлопцем, прицелился в него из пистолета. — Будешь просить прощения, неблагодарный свиненок?

— Как тебя зовут? — задыхаясь, спросил Марик.

— Что?

— Ты не знаешь как тебя зовут, вонючий турище? Жаль. Я хотел хорошенько запомнить твое имя, чтоб знать, кого проклинать до конца дней после того, как я убью тебя!

— Ты — не свиненок, ты — волчонок, — усмехнулся Ионыч. — У меня нет имени. Зовут меня по отчеству: Ионыч. Со мной верный друг Федя и маленькая девочка по имени Катенька.

— Катенька не с вами, она ни в чем не виновата… — прошептал Марик. — Вы запугали ее.

— Да ну? — удивился Ионыч и выстрелил мальчишке в ногу. Марик дернулся, собрал остатки силы и плюнул Ионычу в лицо. Ионыча накрыло волной ярости: он схватил подушку и несколько раз ударил Марика по лицу. Подушка порвалась, перья взметнулись в воздух. Ионыч бросил подушку хлопцу на лицо и еще раз выстрелил. А потом еще. Патроны кончились, но Ионыч продолжал жать на спусковой крючок.

Сокольничий положил руку Ионычу на плечо:

— Всё, Ионыч, хватит уже.

Ионыч вздрогнул, убрал пистолет и отвернулся, содрогаясь от гадливости.

— Что ты, Ионыч, в самом-то деле? — Федя похлопал Ионыча по плечу. — Ну, не переживай ты так. Страшная вещь, конечно, случилась, но что теперь делать… А я скажу тебе что: жить дальше! Помнить и жить!

— Жуткое это дело, Федя: ребенка убивать, пусть мы ни в чем и не виноваты… — Ионыч усердно прятал глаза. — Давай ради частичной очистки кармы хотя бы спасем ту несчастную женщину, Анну, из заточения.

Федя кивнул, распихивая по карманам карандаши с Марикова стола:

— Дело богоугодное. Только учти, что я в карму не верю, а верю я в святой Китеж-град.

— Что-то совсем тяжко на душе, — пожаловался Ионыч, хватая бледную Катеньку за руку. — Надо срочно какой-нибудь положительный поступок совершить.

— Женщину спасти — самый что ни на есть положительный поступок.

— Твоя правда, Федя.

— Это мудрость во мне русская говорит.

Они ушли. С минуту в комнате было тихо. Потом ожили звучалки включенного компутера; заговорили сердитым голосом девочки по кличке Drakonitsa:

— Ну и? Давай, начинай хихикать, Марик. Я всё слышала и признаюсь: пару секунд даже верила в тот бред, что ты со своими знакомыми разыграл для меня. Убийство в прямом эфире, п-плин… Маричек, неужели ты думаешь, что я не в курсах, что ты обсмотрелся этих своих видюшек?! — Она крикнула надрывно, безумно: — Придурок! — Чуть спокойней: — Если ты не ответишь, удалю тебя из контактов и больше никогда не буду с тобой разговаривать! И е-мейл твой сотру нафиг! Потому что ты поступил фигово! А я, блин, из-за тебя всю ночь не спала, идиотка фигова, волновалась… а ты… шутник фигов! — Она вздохнула — как на излете — и прошептала: — Даю тебе пять секунд, и если не ответишь, удаляю: пять… четыре… три… два… два на веревочке… два на ниточке… один! — Она помолчала для очистки совести. — Вот как! Ну если для тебя шутка важнее, чем я, тогда прощай, тупой вонючий пастух!

За окном в заснеженный воздух поднялись злые синие искры.

С громким шипением из видеоящика выпалился точкель.

Глава двенадцатая

Завтракали в столовой. Сварили картошечки с укропчиком, разнообразных салатов настругали, зажарили огромный кусок сочной турятины. Катенька шоколадный пудинг сообразила, сверху пьяную вишню положила — для эстетической красоты. Ели из глубоких деревянных мисок, плевали на пол косточками и пуляли скатанным хлебным мякишем в массивный гарнитур красного дерева. Катенька носилась из кухни в столовую, таскала еду и выпивку. Выпивки было много, самой разнообразной: сливовые и ореховые настоечки, яблочная наливочка, кисловатое домашнее винцо, водочка государственного образца — всё, как полагается.

Наконец, Катеньке разрешили передохнуть и пожевать сухую хлебную корку с солью.

— Ты за мальчонку сильно не переживай, — сказал Ионыч, тщательно разжевывая кусок туриной ложноножищи. — Наркоман он был.

— Ширялся, — подтвердил Федя, впиваясь зубами в затесавшийся среди благородных блюд простой русский куриный окорочок. — Пастухи ширяются, чтоб с ума не сойти от постоянного общения со скотиной: обычная практика.

— Этот твой Марик в состоянии наркотического опьянения угрожал нам огнестрельным оружием, — заявил Ионыч, перекидывая из руки в руку пышущую жаром картофелину. — Сам не понимал, что творит.

— Так и было, а мы действовали в порядке самообороны. — Сокольничий перекрестился, выдул полный стакан крепчайшей ореховой настойки и закусил щедрой ложкой салата «Оливье». Рыгнул, смущенно хихикнул.