Девочка и мертвецы

Оглавление

Вдруг за дверью тяжелыми сапогами начинают топать, в свистки дуют, ругаются. Тут бы Катеньке и сказать маме, чтоб в окно прыгала, дворами уходила: может, получится еще сбежать от правосудия, но Катенька молчит, и мама молчит, и обе они смотрят друг дружке в глаза и молчат. И Катенька видит, как в маминых глазах клубится, развертывается страшная бездна, а мама, похоже, видит то же самое — только в Катенькиных глазах.

— Откройте! — кричат за дверью. — Федеральная служба дисциплины!

И Катенька просыпается.

Проснулась, резко села. Желудок свело от голода: едва не заплакала от боли и потянулась к столику за стаканом воды: водой, конечно, голод не утолишь, но хоть как-то живот набьешь. Жадно выпила — до последней капли. Пригляделась к темноте, увидела у окошка Федин силуэт. Сокольничий сидел на подоконнике и смотрел на падающий снег. В соседней, большой комнате пели застольные песни: там уже полночи выпивали и закусывали Ионыч, дядь Вася и еще десяток человек.

— Дядя Федя, — позвала Катенька тихонько.

— Что, лапушка? — печально отозвался сокольничий.

— Это что же, вы в мертвом состоянии и не спите совсем?

— Могу спать, могу не спать, — сказал Федя. — Но на всякий случай спать не буду: во сне могу натворить чего непотребного.

— Чего?

Сокольничий вздохнул и не ответил.

— Я тоже хочу научиться не спать, — призналась Катенька. — И еще — чтоб кушать не хотелось. По-моему, очень полезное умение!

— А я б чего-нибудь пожевал, — задумчиво сказал Федя. — Да только если без шапки пойду застольничать, меня застрелят как мертвеца, а в шапке — засмеют и сорвут шапку, а потом всё равно застрелят.

Катенька вздохнула. Она бы и рада пожалеть дядю Федю, но уж очень устала и обессилела от голода и холода. Решила еще поспать: все-таки во сне время быстрее проходит и кушать не так хочется. Свернулась калачиком возле батареи, закрыла глаза. Спать не получалось: шум в соседней комнате мешал, свет, пробивавшийся сквозь щели в двери, резал глаза даже сквозь закрытые веки. К тому же голоса приближались: пьяные, злые, и самый громкий, пьяный и злой из них — голос Ионыча.

Дверь распахнулась. Катенька открыла глаза. Успела увидеть, как Федя поспешно натягивает на голову шапку.

— Да ладно тебе, не таись! Рассказал я друзьям, что мой друг — трупак вонючий! — взревел Ионыч и захохотал: — Но трупак, в отличие от других, скромный, положительный!

— Не боись! — крикнул дядь Вася, входя в комнату. Стукнул себя по цыплячьей груди. — Ионыч рассказал о твоей жестокой судьбе, Федор, и будь уверен: мы тебе поможем!

В комнату ворвалась ревущая Дуська. Уронила табуретку, отшвырнула с дороги дядь Васю, облапила Федю толстыми ручищами.

— Мужик! — Она вытерла пьяные слезы, хлопнула сокольничего по плечу. — Такое пережить! А? Настоящий мужик! Как мне тебе угодить? Ну хочешь… хочешь, отдамся тебе?!

— Польщен предложением, — скромно ответил Федя, — но вынужден отказаться: не могу знать, как моя мертвячья сущность подействует на вас, почтенная дама; быть может, отрицательно.

— Во! — Дуська повернулась к пьяным мужикам. — Слыхали? Не то что вы: отдайся! Отдайся! А вот фигу вам! — Она скрутила дулю. — Настоящий мужик сам не попросит, да еще и откажет, если предложишь! Потому что внутреннюю силу имеет!

— Дусь, ну мы же не корысти ради, — пробормотал дядь Вася. — А ради того, чтоб кто-то из нас, бобылей, обрел семейное счастье.

— Любви мы хотим, Дуська, — с тоской сказал кто-то. — Любви!

— Это всё неважно! — заявила Дуська. — Пойдемте-ка лучше выпьем с нашим другом-мертвецом!

— А я б на вашем месте его пристрелил! — заявил кто-то за спиной Ионыча.

— Ты что же, Колхозкин, не слушал рассказ героического смельчака Ионыча? — Дуська обиженно замахала ручищами, едва не покалечив Федю. — Ты что же, не видишь, что Федор мертвец не из этих, не из убивцев, а самый натуральный положительный мертвец! Или, может, ты Колхозкин, расист?

— Никакой я не расист, — буркнул низкорослый Колхозкин. — А только Ионыч — герой, кто ж спорит — слишком уж в радужных красках друга своего описал. Вдруг привирает что? А если и не привирает, — добавил Колхозкин, предотвращая возможные возражения, — то ошибается. Мало ли что мертвяку в голову придет: а ну вмиг лишится всей своей положительности и начнет бросаться на людей?

Федя стащил с головы шапку, смущенно заговорил:

— Позвольте и мне высказаться, друзья. Я, конечно, мертвяк и хоть стал таким не по собственному желанию…

— Не по собственному! — заревел Ионыч. — Ох, не по собственному! Его Катька бросила на произвол судьбы!

Почтенное собрание ненавидящими глазами уставилось на девочку, забившуюся под батарею. Катенька закрыла ручонками глаза — до того ей страшно стало.

Сокольничий откашлялся и продолжил:

— Так вот, как бы ни было, я мертвяк и по эволюционной лестнице стою гораздо ниже вас, живых людей.

— Какой умный мертвец! — заметил дядь Вася и толкнул Колхозкина в бок. — Учись!

— А раз так, то вы имеете право делать со мной всё, что хотите, я сопротивляться не буду — не имею права, — сказал Федя. — Однако прошу вас о милосердии, которое присуще живым людям. Мертвяк я спокойный, как тут верно подметили, положительный и никого не трону, клянусь!

Тут уж все заплакали. Ионыч так вообще рыдал, Дуська склонила голову и плакала в Федину жилетку, даже угрюмый карлик Колхозкин чуть не прослезился, но тут же притворился, что это ему соринка в глаз попала и стал невидимую соринку из глаза тщательно выковыривать.