Мы вчера убили послезавтра

Оглавление

— А кто вместо него?

— Не знаю Коля, подберут кого-нибудь не такого гениального. И более послушного. Да и не о нем ты сейчас думать должен. А о себе. Коля, через полтора года выборы. И вот тебе ультиматум — считай это своим испытательным сроком. Убейся, но добейся запланированных показателей по сокращению населения. И наращивай экспорт полезных ископаемых, по ним лучше все планы перевыполнить. Иначе тоже в Тибет поедешь. Я тебя не пугаю, просто обрисовываю ситуацию.

От этой "обрисовки" у Вертушинского засосало под ложечкой. А Кац продолжал:

— Игры в демократию пройдут по старой схеме. Помимо тебя выдвинут еще одного кандидата. Чинушу из твоего кабмина. Не хочешь стать далай-ламой, шевелись! Выполнишь все договоренности, тебя на второй срок оставят. Да, и еще — надо усилить действия контрразведки. Германия с колен окончательно встала, они сейчас на российский пирог очень серьезно роток открывают. Наша с тобой задача состоит в том, что бы отлавливать местных чиновников, которые подкуплены немцами. Нельзя допустить, чтобы немцы хоть куда-нибудь пролезли.

— Но Самуил Яковлевич, мы сами создали такой коррумпированный госаппарат, что взятки почти невозможно отслеживать!

— А ты делай невозможное возможным! На этом все. Вопросы есть? Хотя какие вопросы, трудись Коля, пора свои сумасшедшие деньги отрабатывать. Нужна будет информация или помощь, запрашивай в любое время. Чем смогу помогу. Еще один маленький вопрос. Вы чего с хохлами насчет Крыма тянете? Ясно же сказано, у них забрать, к вам присоединить.

— Да там небольшая проблемка. Хохлы не против, мы тоже за. Даже крымские татары идею поддерживают. Но если мы создадим прецедент, то от Окраины может отколоться и Донбасс. Население давно к нам просится. А так, как Донбасс единственный регион в Окраине, который хоть что-то производит, окраинцы категорически против. Вот потихоньку и воздействуем на население Донбасса, вбиваем в головы мысль, что нечего им в ЛЕР делать. Работа по формированию "правильных взглядов" кропотливая, требуется не менее года.

— Вот к выборам и реши проблему. Тебе зачтется. На этом наш краткий пленум закончен. Открывай ворота, поехал я из вашего гадюшника.

Вертушинский нажал несколько клавиш на пульте и кабинет начал свою обратную трансформацию. Кац поднялся из кресла и дошел до дверей к тому моменту, когда они разблокировались. Открыв их, он повернулся лицом к Вертушинскому и, с вновь обретенным одесским говорком, попрощался:

— Дай вам бог здоровичка и щоб ваше ничего было только еще лучше, Николай Арсеньевич!

— И вам не болеть, господин Кац!

"Чтоб ты сдох раз двадцать!" — подумал Вертушинский на самом деле. Кац. Его извечная головная боль. Насколько Николай Арсеньевич мог догадываться, Кац в ЛЕР сначала исполнял функции тайного резидента. А уже после окончательной победы либерализма, он стал чем-то вроде глаз и ушей "шефов". Их наблюдателем и контролером. Практически все приказы "шефов" доходили до премьера через Каца. Да и нужен им был здесь человек, который хорошо понимал порывы сущности под названием "русская душа". Вот ведь веками эту сущность вытравливают, а до конца извести не могут.

Аллилуйя!

Глубоко, как же глубоко. Сюда не может добраться ни один луч солнца. Темно и глубоко. А еще здесь нет воздуха. И нечем дышать. Вокруг какая-то муть. Мягкая и податливая. Но очень тяжелая. Как же она давит, не вздохнуть. Но вздохнуть-то как хочется! Наверх, к воздуху, прочь из этой туманной мути. Верх, верх, верх! Размытое световое пятно — к нему! А легкие уже разрывает и жжет. Но вокруг еще муть, надо терпеть, стиснув до скрежета зубы. До света уже подать рукой… еще немного… вырвался!

Есть вещества, которые слаще сахара в тысячи раз. Но им очень далеко по сладости до воздуха, когда тот попадает в истосковавшиеся по кислороду легкие. Я вдыхаю с надрывным всхлипом, с рычанием. И именно этот звук меня будит. Я очнулся.

Дима открыл глаза. Что за серая дымка, никак не получается сфокусировать зрение. Взгляд постоянно пытается уплыть куда-то в бесконечность. Наконец он смог зрительно зацепиться за какую-то полоску. Фокус пытается расплыться. Держать! Получилось, полоска оказалась трещинкой на потолке. Зрение резко настроилось.

Да, он лежит на спине и смотрит в потолок. Дима с огромным трудом попытался приподнять голову. Накатила тошнота. Отдышался и попробовал еще раз. Получилось. Он начал медленно озираться.

Вытянутое серое помещение с двумя рядами железных коек вдоль стен. Койки были все пустые, за исключением той, на которой лежал Дима. Рядом с его кроватью стояла стальная стойка с установленными на ней медицинскими мониторами. От них к Диме шел целый пучок проводов. Датчики были прилеплены к его рукам, голове и груди. Дима начал отрывать их пачками. Цифры и графики на мониторах стали меняться, на многих загорелись красные индикаторы.

Дима вновь обессилено откинулся на кровать. Переждав прилив слабости, он попытался сесть, спустив ноги. Ему это удалось, но отняло последние силы. Больничная распашонка моментально пропиталась потом.

"Ну и где я?" — возникла первая рациональная мысль. Последнее, что Дима помнил, это как он умирал. Но на чистилище это место не похоже. Его внимание привлекли толстые решетки на окнах. И сами окна были небольшие с матовыми стеклами. Вкупе с мощной входной дверью, они создавали впечатление, что Дима был узником. Неужели тюрьма!? Нет, скорее всего, это тюремный госпиталь! От этой страшной догадки Диму затошнило еще сильнее. Но потом появилась робкая надежда, что раз его тюремщики еще не догадываются, что он очнулся, то у него есть шанс убежать. Пускай очень призрачный, но он есть.