1855-16-08

Оглавление

- Ваше высокопревосходительство! Да я согласен, согласен. - Отвечал, смятый напором 'предков', Гребнев, укоризненно глядя на Ларионова.

- Вот и хорошо-с! Сейчас, Вы с Виктором Илларионовичем, будете готовить приказ, поможет вам Степан Александрович, - кивнул Нахимов в сторону генералов, - дабы нам дело у Евпатории, преподнести князю Горчакову на блюдечке-с. Укрепить надо-с начальника нашего, в победном настрое. Детали Вы обговорите. Нужен заметный, я бы сказал крупный успех! Если он так нужен, значит, он должен быть!

* * *

Обсуждение дальнейших действий, с 'Их превосходительствами', и при активном участии Ларионова, сводилось к тому, какие части севастопольского гарнизона будут участвовать в 'евпаторийской авантюре', как её назвал про себя Гребнев.

По общему решению, к Евпатории вместе со вторым батальоном бригады, должны были выдвинуться Ладожский пехотный и Шлиссельбургский егерский полки из главного резерва Корабельной стороны. При них 8-й артиллерийской бригады, батарейная батарея ? 3 - 12 орудий. Легкая батарея ? 3 - 6 орудий.

Командование над этими силами должен был осуществлять командир батальона подполковник Кушелев. В его задачу входило очистить подходы к городу от турецких аскеров на редутах, вызвать в поле, своими действиями как можно больше турецких, французских и английских солдат, перемолоть в бою, вражеские резервы и обеспечить, очистку города от интервентов, приданными полками.

Артиллерия 1855 года должна была играть роль пугала и приманки, равно как и пехотинцы наиболее укомплектованных полков севастопольского гарнизона. Вызов и ожидание подполковника Кушелева с Северной стороны, генерала Тетеревникова Николая Козьмича - начальника восьмой пехотной дивизии, предполагавшимся на должность военного коменданта Евпатории, командира батареи трехдюймовок, капитана Москвитина, растянулись еще на некоторое время. Объяснение задачи, согласование действий и плана организации боя, вылившиеся в бурное обсуждение с участием всех "заинтересованных сторон", пришло к чеканным строкам приказа на марш, диспозицию, составленную с помощью генерала Хрулёва, командовавшего в первом сражении у Евпатории, и изложение их на бумаге, растянулось еще два часа.

Полные впечатлений от столь содержательно проведенного дня, Ларионов и Гребнев отправились на выделенные им квартиры в Николаевской батарее, далеко за полночь.

Глава 14. Вопросы разные, причина одна.

- Ваше благородие!

- Чего тебе, Кузнецов?

- Дозвольте сползать, вроде Огородников еще шевелится! Да и останних поглядеть надоть.

- Светло еще, не боишься подстрелят? - спросил капитан Степанов своего взводного, старшего унтер-офицера Ракова, сняв шлем и вытирая платком перепачканное лицо.

- Мы с Огородниковым земляки, с одной волости. До смерти себе не прощу, что сразу его не вытащил. А светло, так французу счас не до нас. У него, небось, тоже такие имеются, что своих вытащить хочуть. Авось пронесет.

Унтер офицер просительно смотрел в лицо капитану, ожидая разрешения сползать, вынести раненого земляка гранатометчика.

- Ваше благородие! И мне разрешите! - еще один солдат приставив карабин, к стенке окопа, казалось, готов был вылететь из окопа и ждал только разрешения, - грех своих бросать!

Степанов, осторожно выглянул из окопа, поглядел в сторону траншей французской паралели.

- Еще желающие подставить голову под пули есть?

- Есть Ваше благородие! - раздались еще два голоса.

- Давайте братцы! Остальным наблюдать за траншеей французов, да быть готовыми огнем прикрыть охотников! Пулеметчики! Взять под прицел вражескую траншею! Глядите, как будет шевеление, огонь без приказа!

По команде Степанова, три пары добровольцев по-пластунски поползли к краю Килен-балки, подбирать своих раненных и убитых.

Подняв карабины и прильнув к 'Максимам', солдаты настороженно вглядывались в сторону позиций противника, готовые открыть огонь при малейших признаках опасности. Но там не было заметно, ни одного движения. На люнете и редутах наоборот, солдаты, не исключая офицеров вылезши на банкеты, радовались как дети. От дурного предчувствия, у Капитана похолодело в области желудка. Он кричал, срывая голос, пытаясь привлечь внимание солдат и офицеров тринадцатой роты, чтобы заставить их скрыться, спрятаться, исчезнуть!

Залп батарей осаждавших, был убийственным. Если во время боя тринадцатая рота не потеряла ни одного человека, а потери 'гренадер' свелись всего к нескольким убитым и раненым, прилетевшие со стороны врага ядра и бомбы, только убили двенадцать человек, еще одиннадцать было ранено и контужено.

Степанов в бессильной ярости опустошил магазин карабина, оставленного одним из добровольцев, в сторону осадных батарей. А потом с радостью увидел акт возмездия. На двух батареях, целенаправленно целый день стрелявших по люнету и редутам, выросли косматые разрывы осколочных гранат.

Русский налет длился очень не долго. Степанову показалось, не больше минуты, но теперь, даже и простым, невооруженным взглядом, видны были повреждения брустверов и амбразур. Если первая батарея, успела сделать один залп, вторая умудрилась сделать два, и теперь разглядывая ее в бинокль, капитан с удовлетворением приговаривал:

- Так их, сучьих выблядков! Так их! Так их Марков!

Некоторые из вражеских батарей, из тех, что были расположены правее, успели сделать по нескольку залпов, но над ними вставали шапки шрапнельных разрывов, принуждая уцелевших артиллеристов к бегству, а батареи к молчанию.