1855-16-08

Оглавление

- Вот! Моя дорогая, вот это и есть проявление чувств! Когда профессор обращался ко мне во время операции, он только бранные слова говорил за нерасторопность. Иванов тебя любит! Поэтому и ничего нехорошего тебе не говорит!

- Твои слова, да Богу в уши!

* * *

Михаил Павлович, со своей стороны, отмечал, что сестра Смирнова, не боится крови, не испытывает неприятия при виде тех методов полевой хирургии, которые вполне способны отправить неподготовленного человека в состояние дурноты и невменяемости. Отмечал вместе с тем, учится обязанностям операционной сестры быстро, а уколы выполняемые с помощью шприца делает лучше, чем он сам. Что Катя очень красива, и вообще она именно та барышня, которую он хотел встретить в своей жизни.

Не говоря о "нежных чувствах" молодые люди ощущали, как их тянет друг к другу. Им хорошо было быть вместе, и за операционным столом, когда они спасают очередного раненого, и когда они просто были рядом. Даже при обходе раненых, доктор, говоря с коллегами, не выпускал ее из виду. Катя, слушая его, ловила на себе взгляды Иванова. Они испытывали постоянное влечение друг к другу и это замечали все окружающие.

Умудренный жизнью, Николай Иванович Пирогов, смотрел на своих молодых коллег с пониманием. Молодость! Он видел их взаимное притяжение и ничего против этого не имел. Главное в том, что они, доктор и сестра, понимали друг друга за операционным столом с полувзгляда, с полуслова.

Операции, которые проводил Николай Иванович до появления в Севастополе титулярного советника Иванова, в большинстве случаев проходили удачно, но вот послеоперационный период, был весьма неоднозначен.

Несмотря на то, что проводились операции с использованием стерильных инструментов, выжившие после операций, были зачастую далеки от того, чтобы встать в строй. Николай Иванович, в преддверии операции мыл руки химически активными растворами, вывел работу с гангренозными больными в особые отделения, но его представления о смысле антисептики были еще весьма далеки от правильного. И тут появился доктор Иванов, который можно сказать открывает глаза великому хирургу.

То, что мастерство хирурга оказалось бессильно, те кого он и его коллеги прооперировали зачастую умирают от "отравления ран миазмами", дело всей жизни не выдерживает проверку, и подлежит упразднению, приводило Николая Ивановича в отчаяние. После того, как доктор Иванов сначала в приватной обстановке, а потом и в импровизированной лекции объяснил, что лечение раненых зависит не только от мастерства хирурга, но и от множества факторов зависящих от обстоятельств полученных ранений, профессор Пирогов, начал смотреть на старшего врача с большим уважением.

Несмотря, на достижения в методах проведения операций, до разговора с Михаилом Павловичем, методы микробиологической теории и прямо вытекающие из них асептических подходы в хирургии, Пирогов только нащупывал, рассказ младшего коллеги, объяснил практически все неудачи, большинство проблем и дал четкую директиву - куда дальше идти в методах лечения. А уж способам, главным из которых до сих пор был РЕЗАТЬ, РЕЗАТЬ и РЕЗАТЬ, Пирогов мог и сам поучить кого угодно.

Коллега, увлекшийся сестрой Смирновой, нисколько не терял в глазах севастопольских врачей в профессионализме. А желание и умение передать то новое, что он знал по сравнению с ними, вызывали общее уважение.

Глава 28. В штабах и в госпиталях.

Результаты экспедиции союзников на Северную сторону, стали совершенно оглушающими. Переход через Трактирный мост, понесенные при этом потери вызвали в европейских столицах взрыв, по меньшей мере, равный взрыву мортирной бомбы в замкнутом пространстве.

Действительно, отряд союзников в тридцать тысяч человек был наполовину истреблен, наполовину обращен в бегство. Оставлены укрепления на командных высотах, масса раненых, для перемещения которых в Смирну потребовались множество транспортных кораблей, всеобщее уныние среди войск находящихся в Крыму.

Генерал Канробер, получив телеграфные сообщения из Парижа, собрал генералов и старших офицеров французских войск. Присутствовал при этом и генерал Боске, счастливо избегший расстрела 'нахимовскими картечницами' и непонятными 'картечными гранатами' при Черной речке.

Коллекция русских снарядов, вернее их осколков, разорванных 'снарядных стаканов', как их начали именовать, непонятных приборов имеющих округлые очертания, чугунных круглых пуль весом в двадцать семь граммов каждая, которые разили сверху французских солдат, убивали и калечили их, уже была отправлена в Париж с дальнейшей переправкой в Сен-Сир. Там же, в этой мерзостной коллекции, присутствовали пули с явными следами нарезов, выпущенные из 'нахимовских картечниц' и извлеченные из тел раненых и убитых французских солдат.

Настроение на совещании было с самого начало не блещущее победными реляциями. Напротив, все присутствующие неосознанно понимали, что 'легкая прогулка в Крым' поддержанная превосходством флота союзников на море, оказывается чревата очень большими потерями на суше. Никто уже не вспоминал про сражения у Альмы и Инкермане.

Русские в оборонительных боях, что при отражении штурма передовых укреплений, что при расстреле экспедиции на Черной речке, демонстрировали такую плотность огня, такое умение истреблять нападающих, что это принуждало генеральские умы говорить о глухой обороне.

Совещание у генерала Канробера с участием вице-адмирала Брюа, после озвучивания потерь французской армии при Черной речке о которых рассказал генерал Боске, перешло к обсуждению теоретической возможности взять Севастополь в сложившихся условиях и развязать тем самым узел европейской политики. Для пребывавших в мрачном расположении духа собравшимся, тем не менее сверкнул луч надежды.